Черная металлургия Белокаменной
Куй железо, пока горячо.
Пословица
Остановленный завод — огромный организм, чей тихий и величественный сон уже не нарушает человек. По темным туннелям текут ручьи, ледяная кровь замороженного предприятия, соприкасаясь с которым в настоящем, можно почувствовать его прошлое. Историю.
В 1852 году у Пьера (Петра Осиповича) Гужона, француза, открывшего в Москве свое дело — сначала гвоздильный заводик за Бутырской заставой, а потом и Шелковую мануфактуру на Шаболовке, родился сын — Юлий Петрович Гужон. Развивая начинания отца, он задумался о более крупном производстве и в 1883 году подал прошение московскому начальству: «разрешить железопрокатное производство, с постановкой машин и станков, на вновь устраиваемом мною заводе», а для организации дела создал Товарищество Московского металлического завода. В правление товарищества вошли представители известных немецких фамилий — были там фон Вогау, Арманды, был и филантроп-предприниматель Г.П.Марк (см. «Химию и жизнь», 2012, 10). В том же году, недалеко от Рогожской заставы и началось строительство завода Гужона.
Как и предприятие Пьера Гужона, новый металлический завод изготавливал прежде всего гвозди и другой крепеж. Но для него необходимо сырье — проволока-катанка. Ее получают, прокатывая полученную в сталеплавильном отделении заготовку. Эту проволоку нужно было нарезать, проковать до нужного размера (старинные гвозди выходили из-под молотка кузнеца и были квадратного сечения) и расковать шляпку. На современном производстве катанку не куют, а протягивают сквозь очко для получения нужного диаметра и проволоку подают в гвоздильный автомат. В общем, массовое производство гвоздей неизбежно требует производства проволоки, а там и производства металла. Неудивительно, что в 1890-м на заводе была запущена первая мартеновская печь для изготовления качественной стали. Из нее катали не только проволоку, но и трубы, и листы. Сырьем служили уральский чугун и донбасский уголь. В начале XX века Московский металлический завод продолжал расти, и в 1917 году число рабочих превысило три тысячи.
Как и большинство промышленников того времени, Юлий Гужон жестоко подавлял забастовки, вызванные обсчетами, штрафами, неоплачиваемым сверхурочным трудом. Известна такая его фраза: «Русские рабочие в свободное время все равно ничем, кроме пьянства, не занимаются. Профессора напрасно пекутся о рабочих; последние сами великолепно отстаивают свои интересы при помощи профессиональных союзов, мощь которых служит лучшим показателем их значения».
Ю.П.Гужона убили в декабре 1918 года, это случилось не в Москве, а на его даче под Ялтой. Несмотря на ноту, которую командование сил Антанты выставило Крымскому правительству, и проведенное расследование, до сих пор неизвестно, кто совершил преступление — рядовые грабители, или же то была охота за скрытыми в Швейцарии общественными капиталами, к которым Гужон, как бессменный председатель Московского общества заводчиков и фабрикантов, мог иметь отношение.
В том же 1918 году главное детище Гужона было национализировано, а в 1922-м переименовано в Московский металлургический завод «Серп и Молот». Грянули перемены, связанные с установлением Советской власти. Для некоторых социальных классов они оказались роковыми. Но как изменишь жизнь крестьян или рабочих? Здесь требуется механизация сельского хозяйства и производства. И превращение СССР в индустриальное государство шло полным ходом: «Даешь пятилетку в четыре года!». Лозунги разжигают трудовой энтузиазм. Плавится металл, мерцает пламя мартена, и к 1928 году завод выходит на довоенный уровень (90 тыс. тонн стали в год), а в 1931 году начинает выпуск специальных сортов сталей — именно для них наиболее подходит неторопливое мартеновское производство, когда плавка занимает несколько часов, а не десятки минут, как в конвертере.
В 1963 году началась, а в 1976-м завершилась замена мартенов на электропечи, завод же полностью перешел на выпуск высоколегированных и нержавеющих сталей и проката из них. Модернизации продлевали и на десятилетия продлили работу Московского металлического завода. Да, изменившего название, реконструированного, но по большому счету все такого же, каким он был в начале своей истории, то есть в последние десятилетия XIX века.
На заре нового тысячелетия промышленные зоны Москвы стали превращаться в жилые комплексы с парками, стадионами, развлекательными центрами: в 2011 году на заводе в последний раз выплавили сталь. Территорию тогда еще не снесенного предприятия преображали времена года, и, возвращаясь на него вновь, я будто приходил впервые. Осенью вместе с металлом ржавели листья. Весной из-под талого снега проступало железо: что посеешь, то и пожнешь. На окруженной столичной суетой земле, куда, похоже, давно не ступала нога человека, стало страшно находиться. Узкие проезды. Приоткрытые двери строений. Пыль, окалина, металлический лом и что-то еще, неосвещенное, трудноразличимое. Кажется, будто реальность сама возникает лишь в момент, когда на тот или иной объект падает взгляд наблюдателя, почти как в квантовой механике. «Чего я не увидел? Что же там было... могло быть?» — на эти вопросы нет ответа ни в этой заметке, ни на уже несуществующем заводе.
Нынешние производства никогда не будут такими: с деревянными крышами цехов, с дощатым полом. В современных производственных зданиях нет места кованому железу и кирпичу, они лишены той, особой, эстетики. Технический прогресс делает возможным создание принципиально новых товаров, в которых мы начинаем нуждаться лишь с их появлением: предложение рождает спрос. И все же продукция, выпускаемая в настоящем, нередко не столь ценима, как вещи, давно находящиеся в обращении.
Вместе с тем мы не задумываемся о красоте и историческом значении старых, зачастую недействующих предприятий. Тех самых, где были сделаны антикварные вещи или сталь, которая по сей день продолжает свою службу в памятниках архитектуры.
С другими фотографиями бывшего завода «Серп и Молот» можно ознакомиться здесь: