Промежуток

Иллюстрация Елены Станиковой

Линде сразу объяснили, что, хотя она летит с родителями на Энигму, заниматься ей придется по обычному графику. Учебный модуль выдавал массу планеты, продолжительность дня и года, средние температуры и все прочее. Но из подслушанных в коридорах разговоров она, как всегда, узнала гораздо больше.
Совсем недавно Энигма оказалась на самой границе Федерации, но отказалась к ней присоединяться. «Что им мешает? Они ведь не сектанты какие-нибудь. Все жители у них равноправны, — удивлялись говорившие. — Надо было только принять федеральные стандарты, медицинские там, образовательные и прочее».
Линда поняла так, что воевать с Энигмой не хотели. Но девочка хорошо представляла себе, что у взрослых есть много других способов надавить и добиться своего. На это все, похоже, и рассчитывали. Но случилось иначе. Все жители исчезли со своей планеты в один день — без каких-либо катастроф и смертей. Они делись, и было совершенно непонятно куда. На Энигме остались их дома, машины, оборудование. Рачительная Федерация решила, что все это стоит прибрать к рукам, и отправила специалистов, чтобы понять, что из этого можно использовать, и вывезти то, что можно было вывезти.
Это называлось «демонтаж». Родители часто произносили это слово, и Линда его запомнила.
После приземления они поселились в оставшихся домах. Линда невольно ожидала чего-то необычного, но дома были как простые человеческие дома. Много белого цвета и вообще много света. Стены столовой, где все собирались, были расписаны. Тоже ничего особенного, как говорили взрослые, — растения, какие-то насекомые, солнечные лучи. Линда тоже видела роспись и не понимала — неужели никто не замечает Зверя? Зверь складывался на фреске из этих просветов, прогалов и лучей. Говорить о нем ни с кем не хотелось.
В домах и цехах стояли машины, которые ничего вроде бы не делали. То есть делали, но непонятное, как говорили ее родители. Линде сначала тоже так казалось. Потом она начала, как на росписи, видеть пустоту между. Она была вовсе не пустая. Там оказывались свои выделенные места, и в них-то как раз и происходило важное. Однажды, когда рядом никого не было, Линда подставила ящик, подпрыгнула и зависла в одном таком месте. Это было страшновато.
Все это было как-то связано с тем, что в учебном модуле в одном предложении называлось полем. Линда пыталась найти что-то еще про поля, но модуль был написан по федеральному стандарту, и ничего лишнего там не было. Взрослые книги детям читать не полагалось.

С утра она старалась теперь проснуться совсем рано и отправиться к машинам, пока рядом никого не было. У нее уже получалось, подпрыгнув в одном выделенном месте, попасть в другое, хотя догадаться, где она окажется, девочка еще не могла. День, когда ей удавалось встать пораньше, всегда получался хорошим. В такой день и все остальное, уже входившее в предписанный взрослыми распорядок, выходило складно. Но Линда понимала, что лучше всего тогда было то, что в распорядок не входило. Самое главное всегда оказывалось между тем, что для нее было обязательным и положенным. И здешние цветы, непривычные и даже, как представлялось взрослым, некрасивые. И японская музыка в учебном модуле, которую надо было прослушать один раз, чтобы знать, какая странная музыка бывает у разных народов. Линда теперь слушала эту запись каждый день, хотя с первого же раза она ухватила, в чем странность. Главными там были не звуки, а тишина между ними.