Поход за деревоптицей

Двое составляют компанию, а трое — нет.

Пыхыякская мудрость

Иллюстрация Сергея Дергачева

Рыцари Кин и Кар сидели за столом в королевской кухне и лакомились зеленью и мясом деревоптицы. Вообще-то королевский шеф-повар Юхенбуль не одобрял посещения кухни посторонними лицами. Но сейчас был особый случай.
Дело в том, что из всех придворных рыцарей шеф-повар очень не любил мастера Здора. Тот, по старой морской привычке, звал главного королевского шеф-повара запросто «коком», а королевскую кухню называл «камбузом». Поэтому мастеру Здору дорога на камбуз, то есть на кухню, была заказана. Черного Рыцаря шеф-повар тоже недолюбливал. Когда тот приходил на кухню и рассказывал всякие гадости про мастера Здора, шеф-повар сам угощал его чем-нибудь, да еще иной раз и подносил стаканчик-другой. Однако, захмелев, Черный Рыцарь преображался, хватал ведро из-под очистков, мчался в винный погреб и возвращался оттуда с полным ведром несусветной бурды, которую прямо из ведра и пил. После чего переставал рассказывать гадости про мастера Здора и принимался выкрикивать гадости про шеф-повара. Поэтому Черного Рыцаря Юхенбуль тоже не любил. Ну, может, чуть меньше, чем мастера Здора.
К рыцарям Кину и Кару же шеф-повар относился благосклонно.
Сегодня доблестные рыцари заглянули на кухню с рассказом о том, как мастера Здора и Черного Рыцаря застали в королевской библиотеке за раскрашиванием иллюстраций в бесценном фолианте под названием «Ее неудовлетворенная страсть». За эту презанятную сплетню Кин и Кар немедленно удостоились отменного угощения. Юхенбуль с неослабевающим удовольствием раз десять выслушал, как у Черного Рыцаря был изъят в королевскую казну его знаменитый двухцветный карандаш, а сам обладатель карандаша был снова выдворен к месту службы — в пустыню. Мастер Здор же легко отделался — был посажен под домашний арест.
Вот за эту усладу для ушей шеф-повара и лакомились на кухне Кин и Кар зеленью и мясом деревоптицы.
— Бесподобный вкус, — блаженно откинувшись на спинку стула, оценил угощение рыцарь Кин. — Ваше мастерство, Юхенбуль, равно волшебству самого Баккара.
Польщенный шеф-повар зарделся:
— Разумеется, мой опыт позволяет мне готовить изысканные блюда. Но, справедливости ради, должен заметить, что привезенная дичь была великолепна. А это уже — заслуга пыхыяков рыцаря Кара.
Теперь и рыцарь Кар оторвался от еды.
— Пыхыяки большие мастера в охоте на деревоптицу. Что да, то да. Есть и другие, занимающиеся этим промыслом, но им трудно тягаться с пыхыяками.
— Это верно, — подтвердил шеф-повар. — Дерево-птица не должна быть слишком молода, тогда мясо еще не так сочно. Но и стара не должна быть, ибо тогда она теряет свою зелень, а ее древесная часть огрубевает.
— Да уж, найти и добыть подходящую деревоптицу — великое мастерство, — сыто резюмировал рыцарь Кар. — Не всякий сможет.
— В самом деле тяжелое занятие? — заинтересовался рыцарь Кин.
— Ужасно тяжелое.
— А вы, дружище Кар, сами пробовали?
Рыцарь Кар замялся:
— Ну, несколько раз…
— А вот и вранье! — развеселился рыцарь Кин. — Ни разу! Ведь ни разу? А? Ни разу?
Смущенный Кар молча кивнул.
— Ну, это ведь не рыцарское дело, — вступился за Кара Юхенбуль.
— Ерунда! — поднялся со своего места Кин. — Рыцарю до всего есть дело. Даже до раскраски фривольных картинок.
Все трое дружно расхохотались.
Вот так умами рыцарей Кина и Кара овладела дерзкая идея. В тот же день кони вынесли их из Джокертаны и к вечеру доставили в старую столицу — Баккартану. Путники постучали в ворота — послышался грохот отодвигаемого засова, и створ приветливо распахнулся, сияя серебром внутренней обшивки.
— Добро пожаловать, господа рыцари! — приветствовал их стражник. — Рыцарь Артур будет очень рад.
Всадники поехали по узкому проходу меж крепостных стен и вскоре достигли следующих ворот, перед которыми был еще и ров. Опустился подъемный мост, и они проследовали дальше. По пути им пришлось преодолеть еще несколько ворот.
Баккартана была выстроена давным-давно, в тяжелые смутные времена. Потому-то и выстроили ее в горах, и эти горы закрывали столицу с двух сторон.
С третьей стороны к городу подходила единственная дорога, потому что с четвертой стороны была пропасть. Центр города защищали несколько рядов неприступных стен.
Переночевали путники в замке рыцаря Артура, который был столь внимателен к гостям, что каждые полчаса будил их, чтобы узнать, не желают ли они чего-нибудь еще — рыцарь Артур славился своим гостеприимством.
Утром, не выспавшиеся, они продолжили свой путь и к полудню перевалили через Западный хребет. В дороге Кар рассказывал старую пыхыякскую легенду о происхождении деревоптицы. Кин слышал от него эту историю многократно, но, как известно, разговоры помогают скоротать время, поэтому спутника своего не перебивал.
Вот какова была эта легенда.
Давным-давно жили на земле громадные хищные птицы. От этих прожорливых тварей никому не было спасения на западном побережье. Исстрадалась всякая зверушка, и обратились тогда звери к волшебнику Баккару. Внял волшебник их мольбам и потребовал от хищных птиц умерить необузданную прожорливость. Однако крылатые наглецы только поглумились в ответ. И наложил тогда на них волшебник Баккар страшное заклятье — превратил в деревья.
А так как не он птиц тех создал, то и не мог Баккар превратить их во что-нибудь полностью и должен был, отбирая что-то, дать им нечто взамен. Вместо свободы птицы обрели долгую-предолгую жизнь. И в деревья они превратились лишь наполовину: снизу у них были корни и ствол, а сверху — два крыла и птичья голова.
Так и стояли с тех пор на высоких прибрежных утесах, пронзив их громадными корнями, крепкие деревья с гордо поднятыми птичьими головами. Они были несвободны, но почти вечны. Века проходили за веками, лишь изредка кто-то из них, чьи корни уже ослабели от дряхлости, взмахнув еще крепкими крыльями, отрывался от скал и улетал. Таково было проклятье Баккара.
Так, за разговорами, рыцари доехали до пыхыякских дубрав и следующую ночь провели у лесного костра. Пыхыяки радостно приняли своего повелителя, рыцаря Кара, и его друга. Накормив гостей сытным ужином, они уложили их на мягкие травяные подстилки. После чего кто-то из пыхыяков предался азартным играм, а другие принялись вспоминать старинные легенды. Рыцарь Кин неплохо играл в «Камень Баккара» — игру, произошедшую от пыхыякских фишек. Однако здешние фишки сильно отличались от известных Кину, и, не сумев до конца разобраться в них, рыцарь от игры отвернулся. Закрыв глаза, он стал слушать байки.
Когда-то волшебник Баккар сотворил прекраснейшую Яку. Лось-великан возил ее на своей широкой спине. Свирепые джураки охраняли ее и повсюду расчищали ей путь. Кабаны с утра до вечера грели своими телами ее ложе, чтобы на ночь она легла в теплую постель. Размеренно текла жизнь прекраснейшей Яки. Все вокруг служили ей. Она насладилась летом, восхитилась красками осени, звери защитили ее от зимних невзгод. Но вот пришла весна. И явилась Яка к Баккару, сотворившему ее, и стала жаловаться:
— Весна пришла. И самец лягушки ныряет за возлюбленной в мутные глубины, а крот роет ходы, чтобы провести любимую по своим кладовым, и белка-летяга совершает отважные прыжки между деревьями, чтобы поразить свою избранницу. А где же тот, кто придет и очарует меня?
Нахмурился волшебник Баккар, найдя, что Яка разбудила его из-за пустяка. Но все-таки сдержал гнев и благодушно ответил:
— Хорошо. Будет тебе тот, кто придет и очарует тебя.
Волшебник Баккар хотел было вновь предаться сладости сна, да не отстала от него капризная Яка.
— Всего один? — возмутилась она. — Даже из-за сутулой горбоносой лосихи бьются два красавца-самца. Форели на горном перекате выпрыгивают из ручья, и прыгнувший выше всех становится избранником речной красотки. Я уж не говорю о том, как бьются в кровь джураки ради благосклонности толстобокой ленивицы. А мне, что же, не из кого будет выбрать? Разве это справедливо?
Рассвирепел Баккар и сказал тогда:
— Ну, хорошо. Будет тебе из кого выбирать, и будешь ты выбирать вечно, и будешь мучиться выбором всегда.
Создал Баккар двух братьев-близнецов, Пы и Хы, и сбылось по слову его. И выбирала Яка, и мучилась своим выбором, и выбирала вновь и вновь. Множество детей нарожала. Так пошел народ — пыхыяки.
Приоткрыв глаза, рыцарь Кин кинул сонный взгляд на сидевших у костра. «Прекраснейшая Яка, как же… — хмыкнул он про себя и снова смежил веки, размышляя о лесном народце. — Тоже небось была волосатая, с покатым лбом и пудовой челюстью. И руки как пить дать такие же, до земли длинные…»  — С этими мыслями Кин и уснул.
А проснулся от ярких лучей солнца. Его приятель Кар уже возился с джураками, на которых рыцари меняли здесь своих коней. К седлу своего джурака Кар приторачивал бочонок с хвощовым пивом.
— Приезжайте осенью, — сказал на прощанье рыцарям старичок-пыхыяк, ночной рассказчик. — Угостим оленьими пальцами, да и напитки будут славные.
Следуя тропами предгорья, рыцари направились к Хребту Дракона. Ближе к полудню их ожидала новая встреча. На дороге стояли гномы в широких штанах и расшитых самоцветами жилетах. Козырьками их широкополых войлочных шляп служили пластины черной слюды, защищавшие привычные к сумраку подземелий и боявшиеся прямого солнечного света глаза. Это были пожилые представители горного народа, вышедшие торговать. Рядом, в тени, лежали грубые украшения, а также оружие и предметы домашнего обихода непонятного назначения. Гномы расхваливали свои вещи, перебирая их узловатыми пальцами со следами золотой пыли, навечно въевшейся под ногтями. Распознав в путниках рыцарей, низкорослые пройдохи тут же попытались продать им меч, который, по их словам, был заговорен двумястами сорока семью заклятьями.
Кин вопросительно посмотрел на Кара:
— Правда, что ли?
— Сомневаюсь, — буркнул Кар. — Ни разу не встречал гнома, который сумел бы досчитать до пятидесяти трех.
Тогда гномы от мягких уговоров перешли к гнусным ругательствам. А уж в этом они большие мастера. У себя под землей они вообще не разговаривают, а лишь перемежают ругательства предлогами. Рыцари не стали связываться с этим скандальным народцем и поехали дальше.
— Вот ведь ушлые человечки! — проворчал Кин. — Так и затоптал бы их лошадьми.
— Дядюшки на них нет, — поддержал его Кар. — Погоди, уж он им задаст, когда снова тут появится.
Надо сказать, рыцарь Кар втайне считал себя выше остальных в своем сословии. Да, волшебник Баккар всякого рыцаря звал «племянничком». Но кто такие Кин, Мак и прочие? Кто они рядом с Каром, если волшебника зовут не Баккин, не Бакмак и не Бак-как-то-там-еще, а именно Баккар!
Вскоре взорам рыцарей открылась Оранжевая долина.
— К вечеру пересечем ее, — сказал Кар. — Не хотелось бы здесь заночевать. Против Оранжевой долины ничего не имею, если бы не Изначальный лес по соседству… — не договорив, рыцарь Кар выразительно умолк.
Об Изначальном лесе исстари ходили дурные предания. Даже пыхыяки побаивались этого места. Рыцарь Кин с опаской посмотрел в сторону дремучей чащобы.
Как и было сказано, путники засветло миновали долину и спешились, чтобы расположиться на ночлег в безопасном месте. Солнце садилось в океан, последние его лучи причудливо освещали вершины гор, окутанные облаками.
— Это там перевал? — спросил Кин.
Прежде чем ответить, рыцарь Кар неспешно отхлебнул из фляги глоток хвощового пива.
— Да, там. Гнездо облаков — очень трудный перевал. Гораздо труднее, чем Левый путь.
— А не попробовать ли нам его преодолеть на обратном пути?
Рыцарь Кар неодобрительно покачал головой.
— Не хотелось бы. За ним Провинция мертвых. Если мы там заблудимся, то пропадем. Или забредем в пустыню.
А в пустыне, сам знаешь…
Про пустыню рыцарь Кин сам ничего не знал. О ней много рассказывал Черный Рыцарь. А Черный Рыцарь, что правда, то правда, упоминая о пустыне, говорил жуткие вещи, от которых в жилах стыла кровь. Впрочем, всегда возникал вопрос: а как же сам Черный Рыцарь умудрялся вернуться оттуда без единой царапины, да еще и под хмельком?
Совсем стемнело. Джураки смачно чавкали ягодами где-то неподалеку. Рыцарям еще не хотелось спать.
У каждого на уме была предстоящая охота. Чтобы отвлечься и развлечь друг друга, они по очереди садились между костром и черной стеной скалы и, ловко складывая пальцы, разыгрывали тенями всякие истории. Сначала Кин изобразил старинную легенду о мести горного короля, услышанную недавно в будуаре одной фрейлины. А затем Кар разыграл шуточные сценки пыхыякской охоты.
Наутро рыцари выбрали себе цель. Это было старое матерое дерево, стоявшее на вершине невысокой скалы. Точнее сказать, рыцари выбрали именно самую низкую скалу, потому что от неприступного вида других вершин у каждого из них начинала кружиться голова.
Рыцарям до сего дня не приходилось лазать по скалам, хотя Кин не раз вскарабкивался по стенам дворца в окна дамских комнат. Поэтому поднимались медленно. Скалу густо прорезали трещины, что было рыцарям на руку — множество трещин позволяло, где надо, удобно ухватиться или крепко поставить ногу.
К полудню преодолели половину пути. Солнце стояло прямо над головами и немилосердно пекло. И тут, на счастье, подвернулась пещерка, такая тесная, что рыцари, едва пристроились там вдвоем. Кар тут же потянулся за припасенным куском лепешки и фляжкой с хвощовым пивом. Кин же просто прислонился к прохладному камню и стал с высоты обозревать окрестности. Далеко внизу, наевшись вволю ягод, расседланные джураки отыскали небольшую речушку и погрузили свои жирные мохнатые тела в ее резвые холодные струи.
Передохнув и собравшись с силами, рыцари продолжили подъем на скалу. Вершина была уже близко, но и карабкаться становилось сложнее. Камень крошился под руками, и трудно было найти надежную опору. Кроме того, из-за солнца нельзя было поднять голову — оно начинало бить прямо в глаза.
— И как только эти охотники тут лазают! — проворчал было Кин, как вдруг порыв ветра чуть было не сбросил рыцарей вниз.
Щурясь под палящими лучами солнца, Кар посмотрел вверх.
— Это птица, — едва слышно прохрипел он и закашлялся. — Деревоптица, — сказал он уже громче, —машет крыльями.
Солнце слепило, и пот застилал глаза, однако Кин тоже смог разглядеть вверху дерево с птичьей головой. Глаза — с баклажку. А клюв — с руку, выглядел он достаточно крепким. Деревоптица грозно таращилась на рыцарей и била могучими крыльями.
— Хорошо, что она приросла к земле, — рассудил Кин. — Если бы она могла напасть с воздуха, мы были бы уже мертвы.
Преодолевая мощные порывы воздуха, рыцари с невероятным трудом выбрались на вершину скалы. Дальше, последние полторы дюжины шагов к дереву, им пришлось преодолевать ползком. Внезапно земля под ними стала трескаться и осыпаться — чудище махало крыльями так неистово, что корни медленно, один за другим, начали вылезать из земли. Рыцари поняли: разъяренная тварь вот-вот освободится и, несомненно, ринется на них!
Под градом каменных осколков они схватились за мечи и приготовились защищаться.
И верно, в считаные мгновения, показавшиеся Кину и Кару вечностью, деревоптица выдрала из скалы все свои корни. Однако, продолжая энергично взмахивать крыльями, странно зависла на одном месте, будто в растерянности.
— Да ведь это ее первый полет! — догадался Кар. — Она в небе как птенец, впервые покинувший гнездо!
Едва он вымолвил это, птица издала торжествующий крик и с клекотом устремилась на простор океана. Мощный вихрь сразу стих.
Кин поднялся во весь рост, все еще сжимая в руке меч, и полной грудью вдохнул солоноватый морской бриз.
— Я думал, что нам придется сражаться за свои жизни, а она всего лишь полетела умирать.
— Нет, — ответил проникшийся пыхыякской философией Кар. — Она обрела миг свободы.