Мгновения Будкера

Фото: Петров В.В., фотоархив ИЯФ СО РАН

В 1988 году вышла книга воспоминаний тележурналистки А.А. Мелик-Пашаевой — вдовы Герша Ицковича Будкера, которого все знали как Андрея Михайловича. Она называется «А.М. Будкер в четырех ракурсах». «Симбиоз мудреца и активно-деятельного человека с чертами наивно-суетного местечкового провинциала. Глубокая внутренняя совестливость и порядочность соседствовали c хитрецой балаганного фокусника», — так охарактеризовал его академик А.Т. Беляев.

Будкер родился в тяжелое время — шла Гражданская война. Отца он потерял в двухмесячном возрасте; его, батрачившего на мельнице недалеко от Винницы, убили петлюровцы. Это не помешало мальчику выжить и получить достаточно знаний, чтобы попытаться поступить на физфак МГУ им. М.В. Ломоносова. Первая попытка не удалась, пришлось вернуться в родное село и год служить учителем физики и математики. Во второй раз посчастливилось — в 1936 году он стал студентом-физиком, однако не самым прилежным. Женившись на третьем курсе, Будкер порой заходил в университет раз в месяц — чтобы получить стипендию. Остальное время тратил на зарабатывание денег, в частности, будучи прекрасным танцором, подрабатывал учителем танцев.

Эта жизнь закончилась летом 1941 года: защитив диплом 23 июня, он сразу же пришел в комитет комсомола и записался добровольцем, при этом попал в московское народное ополчение. И оказался дезертиром — его распределили дефектоскопистом на завод, который оказался в военном подчинении. Будкера нашли, но ему удалось отстоять свое право защищать страну с оружием в руках, а не проводя измерения в тылу. Потом он оказался в зенитной части, где сумел сделать несколько изобретений. Один из приборов так и назвали АМБ Андрей Михайлович Будкер. Перед концом войны, он, будучи в Москве, ходил к Л.Д. Ландау сдавать теорминимум, но не преуспел в этом деле.

Весной 1946  года Будкер с женой и детьми неожиданно для всех приехал в Москву, пришел к друзьям и заявил, что ему срочно нужны работа и жилье, причем прямо сейчас — родные сидели на вокзале. В студенческом общежитии ему посоветовали обратиться в одну организацию, где позарез были нужны физики. Тогда она называлась Лаборатория измерительных приборов, а сейчас — Институт атомной энергии им. И.В. Курчатова. Будущий академик А.Б. Мигдал с ним побеседовал, убедился, что физику Будкер знает не очень хорошо, зато имеет ясный, быстрый ум, умеет изобретать технические устройства, и решил рискнуть — принять его на работу: человек, склонный и к физике, и к инженерному творчеству, был нужен их коллективу теоретиков. И действительно, Будкер фонтанировал техническими идеями, к удивлению коллег, они зачастую оказывались реализуемыми.

В 1951 году Будкер оказался в группе, которая занималась проблемами управляемого термоядерного синтеза. Физики были так уверены в скором успехе, что поручили ему решить проблему — как регулировать работу будущего реактора. «Это поручение напоминает мне сейчас историю о том, как некто хотел изобрести вечный двигатель и взял патент на то, чтобы тот не разогнался до бесконечных скоростей…» — рассказывал потом Будкер. Естественно, что проблема термояда привела Будкера к работе по созданию теории плазмы. «Я отчетливо видел в своих формулах яркое светящееся кольцо. Оно могло часами неподвижно висеть в вакууме. Что-то в этом чудилось мистическое, — вспоминал Будкер. — Так же ясно я потом представил себе свечение встречных пучков. Сделали их — увидели: и вправду светятся!» А еще он говорил: «Проблема термоядерной реакции — это не обычная физическая проблема. Это проблема, которая должна преобразовать общество и мир. Наше поколение, которое дало людям атомную энергию и термоядерную энергию во взрывном виде, несет ответственность перед человечеством за решение основной энергетической задачи — получение энергии из воды. Люди ждут решения этой проблемы. Наш долг — решить ее при жизни нашего поколения, и поэтому мы должны вступить на этот путь». Увы, решить эту проблему пока не удалось, и, похоже, если решение будет найдено, то это сделает уже поколение правнуков Будкера.

Однако в своих рассуждениях он дошел до интересного явления, которое назвал «стабилизированным релятивистским пучком» — тончайший пучок электронов и ионов, несущихся с околосветовой скоростью и переносящий огромные количества энергии. Последовало его назначение на должность начальника лаборатории новых методов ускорения. «Многие не понимали Курчатова, — вспоминает И.Н. Головин, создавший первый Токамак и придумавший само это название, — поставить во главе коллектива человека с нулевым организационным опытом, да еще такого странного? Этот чудак бродил по коридорам института и донимал всех разговорами то о "карманном" ускорителе, который непременно должен уместиться на столе, то об особенностях архитектуры современных "храмов науки", то о том, что в слаженной волейбольной команде играть надо на гасящего (он был капитаном институтской сборной), то он вдруг увлекся легендарными рыцарями короля Артура и их круглым столом…»

И вот в 1956 году после появления американских статей о перспективности коллайдеров и работе со встречными пучками началось создание таких установок. В СССР их инициатором оказался Будкер — видимо, тема работы с электронными пучками была ему очень близка. Коллеги вспоминают, что Будкер еще за несколько месяцев до выхода препринта соответствующей американской статьи пришел к выводу о колоссальном выигрыше энергии именно при ударах встречных пучков, а не пучком по неподвижной мишени.

Постепенно в лаборатории Будкера стала складываться группа физиков и инженеров, которая занялась проектированием электрон-электронного коллайдера. В 1962 году коллайдер смонтировали в новом здании новосибирского института, где он стал директором. Коллайдер был спроектирован на энергию 130 МэВ в каждом пучке, при их соударении получалась такая же энергия, как если бы пучок, разогнанный до 100 ГэВ, бил по неподвижной мишени. Этот факт Будкер любил подчеркивать во время экскурсий. А еще он постоянно любовался свечением кольца разогнанных электронов.

Потом пришло время столкновения электронов с позитронами: первое событие произошло в 1966 году, а Ленинскую премию за работу присудили в 1967-м. Это был триумф идей Будкера.

Работа шла отнюдь не гладко — Будкера многие физики недолюбливали. Серьезный конфликт у него был с В.И. Векслером, создателем теории синхротрона. «Стремительное появление Будкера поляризовало общественное мнение физиков, — вспоминает академик Я.Б. Зельдович. — Одни говорили о ярком и талантливом человеке, другие его же называли прожектером и чуть ли не местечковым нахалом — "легко писать формулы, а вот ты попробуй сделать то же"». А вот что говорит нынешний директор института А.Н. Скринский: «К успешному финишу — осуществлению экспериментов по электрон-электронному рассеянию — пришли одновременно только два центра — Стэнфордский университет (США) и образованный на базе лаборатории Будкера Институт ядерной физики в Новосибирске.

Но это было уже в 1965 году, когда прошло много лет, самых сложных и, по моему восприятию, самых тяжелых лет становления и "выхода в люди" нашего коллектива. При этом яркие идейные, изобретательские и результативные взлеты совмещались с фантастическим несоответствием наших намерений и внутренних решений реальным достижениям как по срокам, так и по параметрам…

Многие начинавшие вместе с нами отчаялись и ушли, тем более что работа была связана с переездом из Москвы, из прославленного Института атомной энергии, в Новосибирск, в несуществующий, совершенно "негарантированный" институт, к тому же при упомянутом вопиющем противоречии намерений и решений с реальными результатами».

Фото: Лещинский В.М., фотоархив ИЯФ СО РАН

Любовь к рыцарям круглого стола привела Будкера к интересной идее управления институтом — ежедневно он собирал ученый совет за круглым столом, приглашая на заседания не только ученых, но и управленцев. «Если я окружу себя аппаратом, то аппарат, естественно, повернется лицом к директору и окажется, скажем так, спиной к членам ученого совета. А если я окружу себя членами ученого совета, то аппарат, находясь снаружи первого круга, все равно повернется ко мне лицом, но теперь он невольно будет повернут лицом и к членам совета», — говорил Будкер. Этот круглый стол и сейчас служит для обсуждения проблем института в зале, украшенном барельефом Будкера. Благодаря этой традиции он не только стал в свое время островком капитализма в советской экономике — институт сам назначал цены на свою продукцию, а сэкономленные фонды пускал на развитие, — но и сохранил внутреннее единство в непростое время рыночных преобразований, когда многие другие организации самораздробились, но не преуспели, а потерпели крах в новых экономических условиях.

В конце семидесятых Будкер заболел — подкачало сердце, случился инфаркт. Тогда он стал все чаще в мечтах улетать с Земли, спрашивал: «Что там, в медицине, скоро ли будут лечить сердца невесомостью?» Хотел предложить себя в качестве подопытного объекта врачам.

«Для полетов к далеким звездам вне Солнечной системы, — говорил Будкер, — атомное топливо не годится. Антивещество — единственный из известных сегодня источников энергии — дает возможность развить скорость, близкую к скорости света. И тогда человечество сможет расселиться на расстояния столь большие, что даже сигналы, идущие со скоростью света, будут приходить только через поколения. Страшно даже подумать о такой разобщенности, особенно людям нашего времени, меж которыми практически нет расстояний! Наука утверждает: нельзя двигаться быстрее света. А физики будущего, быть может, научат людей перемещаться из точки в точку за время меньшее, чем это нужно свету. Тогда перед человечеством откроется вся Вселенная. Однако это уже не прогноз, опирающийся на современную науку, а мечта: фантастика, волшебные сказки нашего времени…»

Фотографии с сайта
Отделения ГПНТБ СО РАН

См. также:
Ускорение в Новосибирске