Сторож

Юлия Фурзикова

pic_2020_07_80.jpg

Иллюстрация Сергея Дергачева

Потолок в комнате облез и закоптился. Неплохо бы обновить… 
Пора было вставать, и я вылез из-под одеяла. 
Затопил печь. Поставил на плиту две кастрюли с водой: большую для собак и маленькую для себя. Чтобы вода закипела одновременно, большую посудину надо ставить на середину плиты, а маленькую — на самый уголок. 
В свою кастрюлю я кинул тушенки, в собачью насыпал косточек из супового набора. В холодильнике еще есть. И газ в баллоне пока есть. Дрова тоже можно не экономить: по договору мне их привозят бесплатно. На кормление собак выделяют деньги. И еще летом для них несут кто остатки, кто сухари. Но сейчас не лето. 
В старой куртке и калошах, поеживаясь от сырости, я прошел по территории садоводческого товарищества. Проверил, все ли в порядке. 
Пусто было в саду и сыро. Только из трубы дома, предпоследнего в ряду у забора, поднимался бодрый дымок. Значит, у Палыча все хорошо. Мне всегда нравилось, как пахнет древесный дым: напоминает о печеной картошке и о топленом молоке. Здорово. Особенно если не каждый день им дышать. 
Альма безропотно позволила пристегнуть цепь. Поглядела тоскливо — голодная. 
— Потерпи, — попросил я. — Уже вода греется. 
Собак у меня всего три. Немецкая овчарка Альма у того входа, что с северной стороны. Рыжий, классическая среднерусская дворняга, вблизи от моего домика привязан — 
из окна видно. Еще есть Леший, зверь непонятной породы. 
А лес все еще красивый. Я полюбовался рыжим осиновым подлеском и завитками тумана над рекой. Вода даже на вид холодная. Зима скоро. 
Я ушел домой, плотно притворил за собой двери.
Засыпал в кастрюли крупу. Гречневая сегодня. Поставил чайник. Включил ноутбук. Здесь одно спасение — 
работа. Ну, еще интернет. 
Только мне не дали поработать. Рыжий заливался лаем: за забором кто-то шел. 
Мужчина средних лет с большой корзиной аккуратно прикрыл за собой калитку. Прошел мимо моего домика, вернулся. Печной дым выдавал меня, как и Палыча. Я неодобрительно следил за гостем сквозь ветхую тюлевую занавеску и думал о том, что вовсе не обязан всех принимать. Разве я звал гостей? Вот не открою, и все. Меня дома нет.
Мужчина стукнул в дверь, потом бесцеремонно пошел к окну и попытался рассмотреть комнату сквозь тюль. А потом уселся на верхней ступеньке моего чистого, несмотря на сырость, крыльца. Настырный. Так просто не уйдет… Вот черт, даже не отсидишься.
— Утро доброе, — приветствовал он меня. — Рыжиков нынче сколько! Хорошая осень.

Рыжиков у него было — на дне корзинки.
— Вы сторож? Я к вам решил зайти. Мне очень надо… извините.
Я помедлил, с досадой рассматривая его. Волосы с проседью, прямой взгляд…
— Ну заходите, раз очень.
   
Я достал из древнего шкафчика красные чашки в белый горох, литровую банку с сахаром, сухарницу с баранками. Гость вытащил бутылку коньяка. Вот уже пошли стереотипы: сторож-пьяница… Может, пора намекнуть посетителям, чтобы приносили что-нибудь существенное?
«Рулон сетки-рабицы попроси, — вклинился внутренний голос. — Двор огородить».
А коньяк армянский, вполне пристойный. Я достал стаканы.
— Мне не надо, — тут же отказался гость. — Я лучше сразу скажу. Серьезных дел я натворил, пациент из-за меня пострадал. А мне про вас говорили, что у вас есть… словом, что можно все изменить. Выбрать заново.
— Что вам пришлось выбирать? Пациентов было двое, что ли? 
Он дернулся. Но глаз не отвел.
— Сейчас-то я знаю, что надо было делать. А если вам что-то нужно, вы тоже прямо скажите, — спохватился он.
Деликатный какой. И гордый. Другой бы просто попросил произнести нужные слова. Или не всю мою историю слышал?
— Ничего не выйдет, к сожалению, — сказал я. — Нет никакой дороги, про которую вам, я вижу, наболтали. Сказки это! Кашу будете? С тушенкой.
— Но как же…
Его лицо затвердело. Только в глазах — знакомая такая тоска.
— Корзинку свою не забудьте, — напомнил я. — И не переживайте. Все образуется, вот увидите. Все будет хорошо.
Он сверкнул на меня глазами и промолчал.
Я смотрел через окно, как он уходит. Мне тоже было невесело. Решительный мужик, ничего не скажешь. Про мое «все будет хорошо» не слышал, зато знает, что делать… Может, и надо было выпустить его через заднюю дверь? Через кладовку.
Дом стоит задней стеной к забору, а за забором лес. Открываешь дверь — и шагай прямо с крыльца. Обычная лесная дорога, травой заросла. Вот только если смотреть с той стороны забора, плотного, добротного, то ни дверей, ни калиток в нем нет.
   
Как я стал сторожем? Неожиданно.
Весной дела пошли неважно. Оставаться без работы и искать новую я уже привык, — но в этот раз почувствовал, что устал. И с деньгами стало плохо, а кредит нужно было выплачивать. Правда, оставалось всего два платежа.
У Мишки, моего лучшего друга, денег тоже не было, но он знал, у кого есть.
— Поезжай, я с ним договорился, — перезвонил он мне через полчаса. — Да ты его тоже знаешь. Шурка Зыков.
Ехать приходилось за город. Я собрался, и тут жена: 
— Зайди к маме, она просила.
— Зачем? — вырвалось у меня. Ну очень некстати это было. — Она опять карниз сдернула?
— Не знаю, сам ее спроси.
Теща тоже попросила зайти, «только не прямо сейчас». Я пожал плечами и решил, что съезжу за город, а после зайду к теще — Сашка ведь тоже ждет.
Поплутав по проселкам, я отыскал садоводческое товарищество номер сто два, а в нем участок номер тринадцать. На участке пахло шашлыком и распаренными березовыми вениками: Сашка и его компания веселились. 
— Налейте ему штрафную, — приветствовал он меня.
— Я же за рулем.
— Завтра утром уедешь. Или поездом!
Пьянствовать и оставаться до завтра я не стал. Но шашлыка отведал. Так хорошо было ни о чем не думать и переключиться со своих проблем на чужие: один из компании, председатель, жаловался, что не может найти сторожа. И все поглядывал на меня. С намеком.
— Он программист, — развеселился Сашка. — Ты ему еще нянечкой в садик предложи устроиться.
Уехал я вечером. И приехал к теще слишком поздно. Позже спасателей — их вызвали соседи, почуявшие запах газа, просочившегося через серьезную железную дверь. Но все-таки раньше врачей. И женщину, которую нашли лежащей поверх покрывала, одетой, увозили при мне. На кухне, на чистой плите, осталась стоять неопрятная, в потеках кастрюля, в ней плавал полусырой кусок мяса. Теща прилегла отдохнуть и заснула, а пена поднялась и залила газ. 
Когда мы с женой тоскливо дожидались в больничном коридоре, я глупо сказал: «Все будет хорошо», и жена дико на меня посмотрела. Но самое плохое было другое: если бы я поехал тогда за город, но вернулся сразу, не засиживаясь, — 
успел бы вовремя.
А потом я узнал, что в тот же день погиб Мишка. Погиб на рядовом дежурстве, совершенно нелепо, зарезанный в спину гопником.
Я носился по городу в тоскливых приготовлениях. Плавился от жары асфальт, растекались мысли. Договариваясь об отпевании Татьяны Михайловны, я по привычке пытался позвонить Мишке — спросить совета. Поехал через город на кладбище, где должны были хоронить его, спохватился, что сына следовало попутно закинуть к бабушке — не сразу вспомнил, что ее уже нет. Все было диким и нереальным.
Наверное, не надо было отходить от жены в эти дни. Но ведь Мишка-то помогал мне хоронить мать!
Через несколько дней после похорон жена сказала:
— Прости, я знаю, что ты как бы и не виноват. Но я тебя видеть не могу.
Я сначала не поверил. Ведь не нарочно же я. Несколько дней приходил домой как можно позже и ложился спать на диване в гостиной, а утром меня не замечали. Потом я не выдержал. И ушел, прихватив небольшую сумку с вещами. Было все равно, и только на улице я задумался: куда иду? Раньше пошел бы к Мишке, а сейчас? На вокзале ночевать? 
И тогда, подумав о зале ожидания и дорогах, я вспомнил Сашку и его садовый домик. Саша пустит пожить, вряд ли откажет. Я даже знаю случайно, где он прячет запасной ключ: на чердачке бани за третьим слева веником…
Ключ искать не пришлось: Александр был в саду. И вениками пахло вовсю, да еще дымом от мангала.
— Налейте ему штрафную, — распорядился Сашка. Я молча присел на скамейку в оплетенной хмелем беседке. Довольные жизнью люди, кто в шортах, кто в плавках, пили и дурачились. Жаловался на жизнь только председатель: не могут они найти сторожа. Мне бы такие заботы…
— И что же, сторожу положено жилье?
— Домик для сторожа есть, а как же! Отличный дом, теплый, — оживился он.
Через десять минут я уже осматривал этот дом. Там были небольшой участок, баня, туалет типа сортир и обстановка, оставшаяся еще с советских времен. Председатель ушел и оставил меня в новом моем жилище, а я все ходил, ходил по нему кругами, отмечая: шкафчик от кухонного гарнитура, такой был у моей бабушки. Потертый диван. Печь, опрятно выкрашенная, в углу за печкой свалены кастрюли с обитой эмалью. Ближе к выходу устроена настоящая кухня с маленькой газовой плитой. Шкаф-буфет с гранеными стаканами. Напротив дверь — наверное, кладовка…
В кладовке, заваленной ведрами и дырявыми сапогами, нашлась еще одна дверь, а за дверью оказался выход. Прямо в лес. Я бездумно пошел по заросшей дороге, уводящей от плохонького крыльца. Еще не поздно бросить эту затею и уехать в город.
Дорога вывела к развилке. Несколько минут я задумчиво обозревал два заросших травой пути. Потом свернул налево. И только сделал несколько шагов, как телефон завибрировал в кармане. Высветился номер тещи. Это кто же звонит с ее телефона, может, Ленка?
— Андрюша, — сказал знакомый голос, — я уже дома. Жду, приходи!
Я невежливо и оторопело молчал. А потом вспомнил, что надо что-то сделать. Предотвратить.
— Татьяна Михайловна, у вас на плите ничего не кипит? — 
закричал я.
— Нет, — с удивлением отозвалась она. — Но ты правильно напомнил, я же суп не поставила…
— Может, не надо суп? Сварите лучше что-нибудь другое! — закричал я, теряя остатки здравого смысла. Телефон озадаченно помолчал, а потом ответил, что если я не люблю супа, так у нее остались еще котлеты, а для ее желудка бульончик в самый раз…
Я дико таращился на табло. Телефон глючил, показывал то самое число, с которого прошло одиннадцать дней. Три часа дня показывал. Три часа! И если я сейчас же поеду домой, то успею спасти… кого? А Мишка? Он ведь тоже пока…
Я попятился. Повернул и сделал несколько шагов по правой дороге. И набрал номер. Когда Мишка ответил, я не удивился. Просто, раз он живой, надо сказать ему…
— Миха! — закричал я. — Ты где?
— На дежурстве, — ответил он невозмутимо.
— Не ходи сегодня никуда!
— Куда не ходи? — не понял Михаил. — Да ты пьяный там, что ли?
— Да, пьяный. Но…
Я услышал, как его позвали.
— Перезвони позже, — велел он коротко и отключился. 
Дорога раздваивалась. Дорога намекала: если я немедленно рвану домой, то спасти успею только одного, второго вряд ли. Мишку, которого знал с детского сада. Тещу, которую не очень-то и любил, но моей Ленке она мать…
Было жарко, от запаха горячей сосновой смолы кружилась голова. Из мыслей только одна и была внятная: это же надо было так напиться, чтобы напроситься в сторожа! А председатель, должно быть, вернулся и ждет меня…
— Осматриваешься? — спросил председатель одобрительно. — Этот домик так давно построили, а я и не знал, что тут задняя дверь есть.
— Это не просто дверь. Это распутье. Вон там, смотри! Налево пойдешь, друга потеряешь. Направо пойдешь, жену потеряешь. Надо выбрать. Кого-то одного. Ты выбирал когда-нибудь?
— Наоборот вроде, — заметил он озадаченно. — Если налево, тогда жену. Погоди, дорога же вдоль забора идет, а не так… А где сарайка с дровами…
Он замолчал и уставился на меня.
Потом он закрыл рот, я закрыл дверь, и мы пошли все смотреть в саду.
Председатель познакомил меня с собаками. Обещал на радостях просить людей, чтобы привозили мне продукты.
— Ночуй прямо сегодня, я тебе свой спальник принесу.
Он покосился на дровяник и забор за ним. И предложил пойти допить то, что осталось после посиделок. Я, ошалевший от происходящего, согласился. И мы допили. Так здорово, что я пришел в себя только утром…
   
Я накормил собак остывающей кашей. Потом тоже взял корзину — в моем хозяйстве такого барахла много. И вышел в лес. Только не через заднюю дверь.
Лето было сухое, а осенью вдруг полезли грибы. Много так, будто кто насеял! Я поднялся на горку, прошел вдоль высоковольтной, где вырублен лес. Вот оно. Веселые, как солнечные пятна, шляпки. Много, гнездами. А там еще. На срезе каждый гриб яркий, словно морковка. Соленые рыжики, это вкусно. Да их и жарить можно, и в кашу накрошить…
Некоторое время я сосредоточенно резал грибы. Потом перебрался на новое место и продолжал срезать. Встал, отряхнул нож.
Рыжики были червивыми, съеденными в труху. Все, до грибочка.
   
Вообще-то это и невезухой нельзя считать. Обычно все серьезнее. В первый раз я засадил себе топором по ноге. Это было через две недели моей работы сторожем, когда знакомый председателя привез мне две сумки продуктов.
— Огромное спасибо, — сказал я, мне было неловко — 
ведь продуктовый магазин не так уж далеко. — Спасибо, сколько я вам должен?
Он взял деньги. И прямо, но тихо сказал:
 — Мне говорили, у вас тут есть какая-то особая дорога. Мне очень надо. С дочкой я поссорился, она ушла, и… нет ее. Если бы знать. Мне бы только еще раз. Я не отпущу ее больше.
— Ее… искали?
— Искали. Не сразу… взрослая ведь уже. Не нашли. Покажите мне эту дорогу, прошу вас.
— Ну что вы такое говорите, — сказал я с досадой. — 
Ну какая такая дорога. Это вам Гена наболтал о моих фантазиях, что ли? А сколько мы с ним выпили тогда, он не рассказывал?
Ну Геннадий, ну трепач! И ведь запомнил…
— Найдется дочка, — сказал я. — Вот увидите. Скоро найдется. Все будет хорошо.
Человек тоскливо посмотрел на меня и ушел.
В тот вечер я и испортил топором ботинок. Щепил полено на растопку и угодил по ноге. Залитая перекисью и йодом ступня через день распухла, и я ковылял по вверенной мне территории в огромных башмаках, оставшихся от прежних хозяев. И маялся, но не от боли, а от назойливого воспоминания о двери в лес. Ведь если Гена что-то запомнил, то мне это, по крайней мере, не приснилось. Это было, хоть я и убедил себя в обратном. Это здесь бредовый сон, а там, за этой дверью, жизнь идет как надо.
Долго я не выдержал, ведь дверь была рядом. Дошел до развилки. Повернул направо. И сам набрал номер.
— Тридцать седьмое отделение слушает, — отозвался молодой женский голос. Почему-то у женщин, служащих в милиции, очень неприятные голоса.
— Ваш сотрудник Пантелеев замял дело о наркотиках, взяв крупную взятку. Теми же наркотиками. Вам об этом известно? — спросил я сурово.
— Что? — оторопела девушка. Было слышно, как она говорит: «Где у нас Пантелеев? На вызове?» — Мы не принимаем анонимные заявки, — опомнилась она. — Приходите и напишите заявление. Ваш номер я зафиксировала. 
Я попятился. И, как в прошлый раз, сделал несколько шагов по левой дороге. Телефон зазвонил сам.
— Татьяна Михайловна, — начал я. Что бы такое сочинить, чтобы выманить ее из дома?
— Вот хорошо, что вы позвонили! А то вам Лена не могла дозвониться почему-то.
— Андрюша, что ты говоришь? Мне Лена только что звонила. Обещала, что ты придешь… А ты где?
Телефон разразился короткими гудками.
Я выключил проклятое приспособление. Меня обдало запоздалой жутью. И, возвращаясь домой, я боялся, что больше не увижу двери в заборе — или даже самого забора, деревья не расступятся. И придется выбирать сейчас же — а я так и не решил, по какой дороге пойти…
Через неделю, когда нога уже поджила, другой Генин друг привез мне тетрациклиновую мазь.
— И… я хочу вас попросить, — сказал он, глядя в немытый пол. — Скажите мне, пожалуйста: «Все будет хорошо».
— Что?!
— Все будет хорошо, — повторил он, пунцовея. И поднял на меня совершенно больные глаза.
— Все будет хорошо, — сказал я, сдерживаясь. Так говорят с детьми. — Достаточно?
— Да. Спасибо.
Он ушел, потупясь, еле слышно попрощавшись. А я через полчаса попытался накачать воды (прямо за домом у меня скважина, очень удобно) — и оказалось, что мотор насоса перегорел.
Связь между визитами страждущих и моим невезением я заметил не сразу. Но мелкие неприятности приключаются со мной с завидным упорством. За прошедшие месяцы приходили три женщины и еще двое мужчин. На дорогу я их не выпустил — рука не поднялась дверь открыть. И каждому повторял, как дурак, что все будет хорошо.
Они не возвращаются. Зато приходят новые люди с весточкой от них. У них и правда все хорошо. А у меня каждый раз — какая-нибудь новая напасть. 
Вот такое наваждение.
   
Только я собрался заняться делом, Рыжий залаял снова. Я мрачно высматривал гостя. Тот просунул руку в щель и ковырялся с задвижкой. Не, ну на этот раз точно не пущу. Прием окончен, все!
Гость оказался маленьким, субтильным. С усилием закрыл калитку, на безопасном расстоянии обошел Рыжего, повертел головой. Девчонка! Лет тринадцать, четырнадцать от силы. Черт знает что такое. Что она тут делает одна?
Я дождался, пока она пройдет мимо, и рыкнул с крыльца ей в спину:
— Ну и кто тебя отпустил одну по лесу шастать?
— Я сама. — Она даже не испугалась. Стояла под сыпавшейся с неба водой. Глазищи серые. И не такие, как у других. С надеждой смотрит.
— Ну заходи, — предложил я. — Раз уж пришла и не боишься. А то дождик.
— Мне не холодно, — ответила она независимо. И вошла.
Второй раз за день я усадил гостя за стол. Но достать чашки и сухарницу не успел. Девчонка вдруг сунула руку куда-то себе за шиворот и вытащила крысу. Из-под длинных волос.
Черный зверек прошелся по моему обеденному столу. Противный голый хвост тащился за ним, как дохлый червяк. Тощая такая крыса, облезлая, над глазами залысины.
— Болеет? — спросил я. — Значит, мама твоя не знает, что ты из-за крыски вытворяешь? К ветеринару ее надо вести, не ко мне.
— Были мы у ветеринара, — сказала девчонка угрюмо. — 
Он сказал, что, скорее всего, опухоль в легких. Рентген сделать надо.
— И как, сделали?
— Не делали, — призналась она. И смотрела уже без надежды. С привычной мне тоской смотрела.
Кому неприятная тварь, а кому-то настоящее горе.
— Антибиотик должен помочь, — вздохнул я.
Она ждала, что скажу дальше.
— Все будет хорошо. Выздоровеет твоя зверюга, — сказал я. Что уж теперь. Поднял глаза от скатерти.
Она просияла. Как при виде подарка… Эх! Ладно.
— Чаю хочешь? — угрюмо спросил я. Она помотала головой:
— Спасибо. 
Крысе было неуютно на моем столе, она полезла обратно к девочке на плечо. Та накрыла ее рукой и снова взглянула на меня.
Если у людей после разговора со мной такие глаза, ну почему мне за это каждый раз достается?
— Пойдем тогда, раз не хочешь, — сказал я совсем уже сварливо. — Как раз к автобусу успеем. Провожу тебя. И вот, накинь. — Я выбрал плащ из груды старья на вешалке. — 
Дождь разошелся.
   
Крыса скрылась под волосами и капюшоном, будто и нет ее.
Вдоль дороги рыжики не росли. Только разноцветные сыроежки там и тут торчали из желтых листьев. Девчонка спросила нерешительно: 
— Я слышала, вы можете вывести на какую-то интересную дорогу. И там развилка. Если туда пойти, можно исправить прошлое, выбрать заново… Это правда? 
— Может, и правда, раз говорят, — ответил я мрачно. 
— И что случается с человеком, который туда пошел? — 
не унималась она. 
— Думаю, его съедают волки, — хмыкнул я. 
— Вы разве не проверяли? — удивилась девочка, с детской непосредственностью отправляя меня в зубы к волкам. Я не стал рассказывать, сколько раз доходил до развилки. Как соблазнял тещу немыслимыми распродажами. Как пытался звонить соседям… 
— Выбирать трудно. — Это она решила меня утешить. — 
Я тоже иногда не могу — вот хоть просто пиши по диагонали, если бумага в клеточку. А если даны два пути, — 
иди без дороги, напролом! 
— Вон твой автобус уже едет, — буркнул я. За деревьями открылся просторный асфальтовый пятачок, там на самом деле разворачивался автобус. 
И тут оказалось, что у нее даже нет денег на обратный проезд. 
— А как я вам их верну? Вы всегда тут живете? 
— Сюда больше не приезжай, — испугался я. И сказал адрес, куда она может занести сто рублей, раз уж ей так надо. 
— Ну беги. Он же не стоит долго. 
Она послушно погналась за автобусом, сбросив мне на руки старенький плащ и хватаясь руками за шею — берегла свою крысу. 
   
Я вернулся благополучно. Даже дождь прекратился, так меня и не промочив. И дом ждал меня, в полном порядке. Теплый, протопленный.
Я брезгливо откинул скатерть, по которой бегала крыса, и поставил ноут прямо на столешницу. И наконец-то вышел в Интернет. Залез в почту и узнал, что в «Майкрохард Твенти» — очень хорошей организации, где я появлялся живьем три-четыре раза в месяц, — я больше не работаю. Надежды на недоразумение не было. Еще немного, и придется мне жить на одну зарплату сторожа.
А чего ты ждал, осведомился внутренний голос. Ну ничего, у тебя ведь есть еще огород и бесплатные дрова. И еще вон рыжики в лесу. Червивые, правда.
Я подумал и выключил ноутбук. Чтобы не работал зря — 
новый компьютер мне уже не купить.
За окном вставали ранние осенние сумерки. Я разглядывал свое темное лохматое отражение на экране. Скоро перестану следить за собой, сопьюсь. Потому что каждый посетитель будет приносить по бутылке. Хорошо, если с закусью.
Разве что научусь отказывать людям с тоской в глазах. Хорошо знакомой мне тоской, когда на суку не повесишься, но и как жить — непонятно. Ко мне приходят только такие. Кому уже не стыдно признаться себе, что по-детски веришь в чудо. Кому уже все равно. Им нужна всего лишь удача. Но разве мой запас бесконечен?
Я подумал и понял, что — да. Это может тянуться бесконечно. Удача давно кончилась, зато запас невезухи неисчерпаем.
Запиликал телефон. Жена. Бывшая жена то есть. Сначала она не звонила мне совсем. Теперь звонит часто. Хотя недавно я ей нахамил — когда выяснилось, что она не снимает деньги, которые я кидал им на счет…
— Да, Лен. Я слушаю.
— Привет, — сказал голос, очень похожий на мой внутренний. Только ехидным он не был. Старался быть бодрым, но тоже получалось не очень.
— Привет.
— Ты к нам не зайдешь? — тихо спросила жена.
— Когда? Сейчас? Я по ночам обязан быть здесь, знаешь ли.
— Антон приболел, — сказала она тихо. — Я волнуюсь.
«Скажи ей: все будет хорошо», — сказал… нет, не голос. Это я сам себе сказал.
— Что с Антошкой?
Подлый телефон отключился. Я чертыхнулся и полез в ящик за зарядкой. Воткнул в сеть — бесполезно. Может, сдохла зарядка? Попробовать связаться через Интернет?
В окно стукнули, и я вздрогнул. Мне даже спиваться необязательно — вон уже темноты боюсь…
Я включил свет в комнате и над крыльцом. За дверью стоял Палыч.
— Разбудил тебя, что ли? — спросил он. — Вижу, темно у тебя… Прости. Жена твоя мне сейчас звонила. Сказала, мальчишка ваш приболел. Температура высокая, она вроде «скорую» вызвала.
— А что с ним? — спросил я, ругая про себя бестолковую Ленку. — Палыч, а с твоего телефона позвонить можно?
Он протянул мне старенький мобильник, я поспешно потыкал кнопки. Вне зоны действия сети…
— Да ты поезжай к ним, раз тебе надо, — великодушно предложил Палыч. — Я тут присмотрю, собаки меня знают. Ты поезжай, ничего.
Я уже готов был бежать. И что-то делать. И понял, что давно ждал приглашения. Даже если оно только потому, что заболел Антошка… А вдруг что-то серьезное? 
— Спасибо, — сказал я. — Ты собак на ночь выпусти. И ключ от дома возьми на всякий случай, вот запасной.
Ноутбук я убрал в ящик стола.
Надел куртку, в которой езжу в город. Сходил запер сараи, закрутил вентиль газового баллона, вырубил в доме электричество. Подумалось — когда вернусь в город, люди будут продолжать сюда приходить. И каждый из них заслуживает немного удачи. Но если я не помогу своим, на что я годен вообще? 
Еще я подумал о темной каморке и о дороге за заветной дверью. И о том, что дорога может больше не открыться, когда я сюда вернусь. Дорога, про которую я так и не знаю, есть ли она… И захлопнул дверь изнутри. А заднюю только прикрыл. 
Все еще золотилась листва сквозь наступавшие сумерки и белели березовые стволы, но как-то уныло. Я быстро дошел до развилки. Еще раз попытался реанимировать телефон, хотел его выбросить, но убрал в карман. И зашагал напрямик, через лес, без дороги.
   
Обошлось без всякой мистики. Я услышал шум дороги и вышел на тракт, к неизвестной автомастерской. От нее как раз собирался отъехать пустой, без пассажиров, автобус, и я напросился, чтобы подвезли.
А как только поехали, узнал и дорогу. Город был рядом. Я знал, куда еду. Домой. Ехал и размышлял о том, что одно из главных на свете чудес — это прощение. Я опомнился, когда водитель замахал мне, не отрываясь от руля. Автобус уже катил по одной из объездных улиц.
— Вас где высадить?
Я ответил — да прямо здесь, пожалуйста, и пошел напрямик через темный парк. И только тогда вспомнил, что это тот самый глухой, нехороший парк, где летом качалась на толстой ветке клена траурная ленточка… Идиотский обычай привязывать ленточки.
И я зачем-то побежал. Повернул и вдруг оказался в толпе. А ведь даже голосов не слышал. И Мишку узнал не сразу, тот стоял ко мне спиной. Потом он повернулся и глянул мне через плечо — с таким выражением, что любой испугался бы, но отскочить я не успел.
Не верьте, когда говорят: «Сгоряча не почувствовал боли». Когда нож входит в тело, это больно. Очень. И глупо как…
Плохо различимые в темноте люди бестолково метались. А потом надо мной склонился Миха.
— Ты живой, — сказал я.
— Я? — удивился он. И спохватился: — Молчи, молчи. Врачи сейчас будут.
— Солнечная, шестнадцать, сорок, — сказал я, и Миха склонился надо мной, чтобы расслышать. — Срочно. Помоги…
А дальше говорить не смог. Замолчал.

Небо за окном палаты было голубым, без облаков. Не то лето, не то осень. Попискивал рядом приборчик — 
вроде бы кардиомонитор.
— Только недолго, — предупредил врач.
Протиснувшись мимо него, в палату вторгся Михаил. В обязательном белом халате поверх формы. Кто бы его сюда пустил без формы, ну и без халата тоже.
Он наклонился надо мной, как тогда в подворотне.
— Ну как ты?
— Живой.
— Жена твоя тоже приходила, так ее не пустили. — Мишка с почтением оглянулся на дверь.
— Жена? А как Антошка?
— Сын? — он поглядел с недоумением. — Да нормально вроде. Бабушка с ним сидит, присмотрит.
— Кто? Татьяна? — я вздохнул глубоко, отчего стало больно внутри. — Так ты к ней успел?
— Эй, ты что это? Ты только не волнуйся, — нахмурился он, оглядываясь на сильно запищавший приборчик. — Меня и так сейчас отсюда прогонят. Куда я успел, не понял — 
к теще твоей, по тому адресу? Ну пришел я, как дурак. Она меня спрашивает — а где Андрюша? А я и не знаю, что ей сказать. Андрюша там у хирургов под ножами, а я тут у вас, встречайте. Она мне все голову морочила, как бульон вариться поставила, прилегла отдохнуть и заснула, а пена газ залила. И тут какая-то странная девчонка пришла, ее разбудила. Принесла сто рублей вернуть. Так и не понял, кто кому у вас должен, еле вырвался… Андрюшка?
— Ты только не волнуйся, — сказал я, потому что он смотрел на меня, как еще никогда не смотрел. И кажется, примеривался позвать врача.
Голубело за окном небо.


Разные разности
Безопасная замена фентанилу
Исследовательская группа из Майнцского университета им. Иоганна Гутенберга, кажется, нашла возможное альтернативное обезболивающее. Им оказался анихиназолин B, который выделили из морского гриба Aspergillus nidulans.
Наука и техника на марше
В машиностроении сейчас наблюдается оживление. И то, о чем пойдет речь в этой заметке, это лишь малая толика новинок в области специального транспорта, который так необходим нам для освоения гигантских территорий нашей страны.
Пишут, что...
…даже низкие концентрации яда крошечного книжного скорпиона размером 1–7 мм (Chelifer cancroides) убивают устойчивый больничный микроб золотистый стафилококк… …скрученные углеродные нанотрубки могут накапливать в три раза больше энергии на еди...
Мамонты с острова Врангеля
Остров Врангеля открыл в 1707 году путешественник Иван Львов. А в конце XX века на острове нашли останки мамонтов. Их анализ показал, что эти мамонты дольше всего задержались на Земле. Но почему же они все-таки исчезли?