История с языком

Эта история случилась в конце 80-х годов, на излете перестройки. Я узнал, что Библиотека иностранной литературы (ВГБИЛ, как она тогда называлась) за неимением места для хранения книг списала много тысяч томов, которые были вывезены в подвал одной из пятиэтажек в конце улицы Вавилова, недалеко от Черемушкинского рынка. И эти книги можно забирать и пополнять ими государственные библиотеки, оформив заявку. Долго уговаривать меня — химика и жену-филолога было не нужно. Мы нашли нужный дом, спустились в подвал и сразу почувствовали неладное: запах гнили и плесени. «Нас уже давно залило, — сказал библиотекарь Илья. — А на ремонт нет денег». И, чуть прихрамывая, повел нас по комнатам, уставленным до потолка стеллажами с книгами, — повел по хлюпающим в лужах доскам. «Вот здесь вы можете смотреть, а вот туда заходить без респиратора не следует: эта плесень опасна для здоровья», – сказал наш гид. И действительно, в тех комнатах вода стояла уже по колено, а книги прогнили насквозь и были безвозвратно испорчены. Да и состояние тех, что нам разрешили смотреть, было ненамного лучше.

У меня и жены разбежались глаза. У нее — от массы замечательных книг по литературоведению. У меня — от книг по естественным наукам и прежде всего по химии. Чего там только не было! Многотомная американская Энциклопедия по истории фотографии, множество книг по истории науки и техники, в том числе популярных, различные практикумы по неорганической и органической химии. Среди книг, которыми я часто пользовался в нашей факультетской библиотеке и потому хорошо запомнил, — тома Бейльштейна, американская Энциклопедия химических реакций Якобсона, английская Энциклопедия прикладной химии Торпа, красный шестнадцатитомник Меллора Помню, что, когда я был еще студентом 1-го курса и впервые взял в руки справочник Меллора по неорганической химии, меня поразило написанное автором на титульном листе своего огромного труда: «Посвящается рядовым огромной армии химиков. Их имена забыты, их работы остались»…

Я обратил также внимание, что целые стеллажи были уставлены немецкой классикой, отпечатанной готическим шрифтом. Фолианты были в чуть тронутых плесенью кожаных переплетах, и не исключено, что все они были вывезены в 1945 году из библиотеки какого-нибудь рейхсминистра.

Места для хранения книг не было не только в ВГБИЛ, но и в Отделе художественного воспитания Московского городского дворца пионеров и школьников (как он тогда назывался и где работала жена), и в библиотеке химфака МГУ, где работал я. Несмотря на большое хранилище нашей библиотеки, занимавшей несколько этажей-ярусов, многим книгам и журналам уже не хватало места на полках, и они хранились стопками на полу; устаревшую литературу списывали и за символическую сумму продавали студентам и сотрудникам…

Мы отобрали книги по минимуму. Несколько книг на английском — замечательные подборки из Шекспира, Байрона, Шелли, Мильтона... – жена потом отвезла во Дворец, а я по химии — на химфак. (Но сперва я привез все книги в лабораторию и там, поместив их в большой герметичный бокс из оргстекла, окуривал, по совету библиотекаря, парами формальдегида, чтобы уничтожить все микроорганизмы.) Пока Илья составлял их опись, я продолжал осматривать ближайшие полки. Мое внимание привлек изданный в США альбом, посвященный самым известным фотографиям. Кажется, это был не подлинник, а ксерокс, чуть влажный от сырости, но довольно хорошо сохранившийся. Начав листать его, я увидел, что рядом с замечательными фотографиями помещены воспоминания их авторов о том, в каких ситуациях эти снимки были сделаны.

Конечно, там была знаменитая фотография горящего немецкого дирижабля «Гинденбург», сделанная в мае 1937 года в американском штате Нью-Джерси, и некоторые подробности я выписал. Кстати, во многих источниках эту катастрофу описывают как «взрыв дирижабля с 200 тысячами кубометров водорода». Но скорее всего, это был гигантский пожар, который продолжался несколько минут. Ведь водород в дирижабле не был смешан с воздухом, а гремучий газ — это заранее приготовленная смесь водорода с кислородом (или с воздухом).

Выходящий же из баллонетов с водородом газ немедленно сгорал на воздухе огромным пламенем. Взрываться в горячем водородном пламени могли баки с дизельным топливом для моторов дирижабля. Но если бы взорвался весь водород, которым был наполнен дирижабль, или хотя бы значительная его часть, взрыв уничтожил бы все вокруг, включая фотографа. На самом деле при пожаре из 97 человек, находившихся на борту, погибли 22 члена экипажа, 13 пассажиров, а также техник наземной службы, но 62 человека спаслись, хотя многие получили ожоги.

Всю эту историю я вспомнил потому, что в сентябрьском номере журнала за 2007 год была опубликована очень интересная статья А. Галигузова «О языке с уважением». В качестве заставки к ней была помещена фотография Альберта Эйнштейна с высунутым языком. Эта черно-белая фотография получила широкую известность. Ее можно увидеть на обложках журналов, на плакатах, на майках и рубашках и даже на чашках. В том альбоме, о котором шла речь, конечно, была и эта фотография. Правда, рядом с Эйнштейном на ней были еще два человека: все трое сидели в автомобиле. А на соседней странице был помещен подробный рассказ автора снимка, фамилию которого я, конечно, не запомнил. К счастью, с помощью Интернета удалось довольно быстро ее разыскать, как и имя соседей Эйнштейна, а также установить точную дату. Снимок был сделан 14 марта 1951 года фотографом крупнейшего информационного агентства United Press International (ЮПИ) Артуром Сассе. В этот день отмечали 72-летие Эйнштейна. Празднование проходило в Принстоне, где великий физик до конца жизни работал в Институте перспективных исследований, основанном в 1932 году. Поздно вечером, после окончания торжеств, заметно утомивших ученого, бывший директор института Франк Эйделот (он возглавлял его с 1939 по 1947 год) предложил Эйнштейну отвезти его домой на своей машине. У выхода их ждали репортеры, которые стали наперебой задавать Эйнштейну вопросы и щелкать камерами. Уставший Эйнштейн пытался их остановить возгласом «Хватит, хватит!», но это, разумеется, было бесполезно.

Как рассказал автор знаменитого снимка, сам он поступил иначе: спрятался с камерой наготове за задней дверцей автомобиля. И когда Эйнштейн уже сидел между Эйделотом и его женой, а шофер собирался захлопнуть дверцу, Сассе попросил о последнем снимке (кажется, он даже обратился к нему по-немецки «Herr Professor!»). «В ответ он показал мне язык, будучи уверен, что я не успею, — вспоминал Сассе. — Но я успел!» Кнопка фотоаппарата была нажата в нужную долю секунды.

Вот как выглядела знаменитая фотография полностью

На следующий день снимок был опубликован и очень понравился Эйнштейну. Он вырезал из него свое изображение и сделал с него несколько копий, которые посылал друзьям в качестве поздравительной открытки. Конечно, теперь фотография приобрела совершенно другой вид! На второй помещенной здесь фотографии Эйнштейн стоит рядом с Франком Эйделотом (1880–1956) и профессорами института математиками Освальдом Вебленом (1880–1960), одним из организаторов института и его первым профессором, и Марстоном Морсом (1892–1977), автором известной топологической теории.

Слева направо: Альберт Эйнштейн, Франк Эйделот, Освальд Веблен, Марстон Морс

А фотография Эйнштейна, показывающего язык, вошла в золотой фонд культуры. Обычно говорят, что она показывает величайшего гения ХХ столетия живым и веселым человеком, символизирует единство эмоций и разума. Но это, несомненно, еще и символ крепкой дружбы ученых и журналистов…

Кандидат химических наук
И.А. Леенсон

Фонтан в городе Ульме, где родился Эйнштейн Фото: В.С. Горелик