Месяц, проведенный в джунглях

Леонид Владимирович Каабак — давний знакомый и постоянный автор нашего журнала. Возможно, кто-то из читателей помнит, например, его статью «Лимит удачи» в декабрьском номере «Химии и жизни» за 1994 год, посвященную превратностям органического синтеза. И наверняка многим запомнились статьи профессора Каабака о его хобби — бабочках. Сегодня — рассказ о еще одном путешествии.

Мы — замечательный фотограф, художник и естествоиспытатель Андрей Сочивко и я — уже имели на руках авиабилеты до Каракаса, когда узнали о вспыхнувшей в Венесуэле всеобщей забастовке, целью которой было свержение президента Уго Чавеса. Отменять поездку не стали: ведь основное время мы предполагали провести вдали от городов, в джунглях. Мы допускали, что из-за нехватки горючего могут возникнуть трудности при переездах — забастовка сразу охватила нефтедобывающую и нефтеперерабатывающую отрасли. Но отказываться от давно вынашиваемых планов не хотелось.

В экспедицию мы отправлялись от Русского географического общества с целью сбора материалов о природе Венесуэлы, особенно энтомофауны. О поразительной красоте этой страны написано немало, однако литература, посвященная обитающим здесь насекомым, довольно ограниченна, да и российские энтомологи, насколько нам известно, в джунглях Венесуэлы прежде не бывали.

За неделю до вылета мы отправили факсом в Посольство РФ в Венесуэле письмо Центрального дома ученых РАН с сообщением о нашем приезде. И вот, 9 января 2003 года, ближе к вечеру, приземляемся в аэропорту Каракаса. Нас никто не встречает. Звоним в посольство. Там удивлены: они сразу же направили в ЦДУ ответный факс, в котором извещали, что из-за напряженной политической обстановки наше пребывание в Венесуэле нежелательно и небезопасно. Мы о таком ответе не знали. (Но если бы и знали — все равно бы прилетели.)

От аэропорта до Каракаса не менее тридцати километров, и машина из посольства приехала, когда уже стемнело. Миновав ярко освещенные туннели под хребтом Анд Каракаса (это центральная часть Карибских Анд), отделяющим столицу от побережья, оказываемся в бескрайнем море городских огней. На улицах много машин, на бензозаправках — километровые очереди. Встретивший нас сотрудник посольства говорит, что криминальная обстановка в городе обострена, и настоятельно советует в темное время не выходить в город.

Каракас

Россияне в Каракасе обычно останавливаются в отеле «Harmony». Отель четырехзвездочный, просторные номера со всеми удобствами — и на удивление низкая плата: менее 10 долларов за сутки с каждого. Ведь платим мы, разумеется, боливарами, а национальная валюта Венесуэлы с начала забастовки упала по отношению к доллару в два раза.

Нас так и тянет пройтись по вечернему Каракасу, хотя бы по центру. Но от прогулки удерживает администратор гостиницы. Ужинаем здесь же, в ресторане. Кое-как разобрались с меню — не зря Андрей весь полет штудировал русско-испанский разговорник. Все оказалось очень вкусным. Благодарим обслуживавшего нас молодого официанта, и он дружески пожимает нам руку.

Ранним утром наконец выходим в город. Он еще хранит ночную прохладу. Над нами — голубое небо. Белые облака закрыли лишь вершины близкой цепи гор на севере. Ниже — склоны кудрявятся зеленью тропического леса.

Людей вокруг пока немного. И сразу же восхищают женщины, фигуры которых сочетают изящество и хрупкость испанок с рельефными формами африканок. Да, не случайно на мировых конкурсах красоты представительницы Венесуэлы всегда занимают высокие места!

На такси едем в наше посольство. Знакомимся с консулом — Андреем Геннадиевичем Флотским. Все необходимое для нас он делает сразу и четко: забирает на хранение обратные билеты, аварийный запас денег и тут же снятые ксерокопии наших загранпаспортов. И — самое ценное — дает телефоны проживающих в Каракасе россиян, знатоков положения в различных районах Венесуэлы: корреспондента ИТАР ТАСС Александра Ивановича Трушина и представителя Министерства транспорта РФ Владимира Борисовича Егорова. Когда мы прощались, консул снова предостерег от вечерних прогулок: «Теперь убивают даже за часы или мобильник».

Идем к центру. Город очень яркий, на некоторых деревьях, усыпанных цветами, совсем нет листвы. Трудно увидеть два похожих дома. Много высотных, ультрасовременных зданий. Однако большинство магазинов закрыто, местами не убран мусор. В центре шумно и многолюдно, но в огромных магазинах — лишь единичные посетители: туристов нет из-за кризиса, а для рядовых горожан цены кусаются.

Вскоре мы оказались перед склоном холма, выложенным, как ацтекская пирамида, высокими каменными ступенями. По ним поднимаемся на обширную плоскую вершину. Любуемся великолепной панорамой громадного города, снимаем видео- и фотокамерами. И тут на мотоцикле подкатывает рослый полицейский с автоматом наперевес и возмущенно, с энергичными жестами обращается к нам. Понемногу догадываемся, о чем речь: оказывается, он напуган опасностью, угрожающей нам здесь, недалеко от трущоб, да еще с дорогой фототехникой на виду. Для убедительности страж порядка достает из своего бумажника долларовую купюру и показывает, как ее вырывают. Он проводил нас до склона и не уезжал, пока мы не спустились на оживленную улицу.

До гостиницы оставалось метров четыреста, когда нам приглянулся ресторан — двухэтажный дом в старинном испанском стиле, над входом изображение веселого цыпленка. Внутри — большой, уютный зал. Порции великолепного обеда мы осилили с трудом. Салат из авокадо — внушительная горка, щедро сдобренная оливковым маслом, свежевыжатый клубничный сок со льдом... Удивили низкие цены. Мы решили заходить сюда почаще.

Один из видов страстоцвета

И вот мы идем в горы, в тропический лес! Так как поведение объектов наших наблюдений сильно зависит от погоды, скажу несколько слов о климате Венесуэлы. Почти вся ее территория находится южнее 10º с.ш. В этих приэкваториальных широтах влагу переносят главным образом пассаты. В ближайшем к экватору регионе (юг штата Амазона), где пассаты северных и южных широт сходятся, образуя внутритропическую зону конвергенции, редкий день обходится без грозового ливня. По мере продвижения к северу все четче проявляются сухой и влажный сезоны, причем сухой удлиняется. Обычно на равнинах сухой сезон держится с ноября по март, а влажный — с апреля по октябрь. Сухой сезон, «лето», немного теплее влажного — «зимы»: в тропической саванне, называемой «льянос», средняя температура февраля +28º С, июня — +26º С.

От отеля до леса оказалось не более двух километров. Подъем начался уже на окраинных улицах элитного района: великолепные виллы проглядывают сквозь чудесные цветы, цветут деревья на тротуарах, кусты за оградами... Иногда над цветками зависают колибри.

На шоссе, окружающем город, мы видим антипрезидентскую демонстрацию, пеструю толпу с флагами Венесуэлы. Здесь сразу начинается крутая каменистая тропа. По нашему высотомеру, подъем начинается примерно от 950 м над уровнем моря, высота же Каракаса около 900 м. (В литературе указано 1041 м.) На тропе многолюдно, вверх и вниз идут отдыхающие — от младенцев до стариков. Встречные приветливо кивают нам: «Buenos dias!» или просто: «Dias!» Поднялись метров на сто — и весь залитый солнцем и накрытый дымкой город в узкой долине между двумя хребтами оказался перед нами.

Выходим на дорогу, проложенную по крутому склону. По обе стороны — цветущий лес. Привлекают внимание деревья с кроной — клумбой удивительно ярких желтых цветков. У дороги и над цветами летают некрупные бабочки: геликониды (Heliconidae), итомииды (Ithomiidae), сатириды (Satyridae), толстоголовки (Hesperidae). Изредка подают голос птицы. Сухо и не очень жарко — сказывается высота. В полдень в тени не выше 30º С.

Сворачиваем в лесной полумрак у пересекающего дорогу ручья и идем по нему вверх. Рядом порхают черно-белые полупрозрачные итомииды. У небольшого, метра в три, водопада пытаемся повернуть в сторону, но тропы очень редки, да и те заросли. Спускаемся по ручью на дорогу — и сразу видим огромную, ярко-голубую, сверкнувшую на солнце бабочку. Морфо! Но она промчалась так стремительно, что вид ее определить мы не смогли. Возможно, это была морфо менелай (M.menelaus) или морфо пелеидес (M.peleides).

...В город возвращаемся далеко за полдень. Навстречу идут разрозненные группы усталых демонстрантов. Разносчики предлагают им бесплатные соки, пиво, кока-колу.

Вечером направляемся ужинать в тот же замечательный ресторан «под цыпленком». Впечатления от дружелюбия каракасцев у нас так сильны, что трудно ожидать недоброго. И мы решаем идти кружным путем, вечерними улицами.

Проходим ярко освещенную площадку с ларьками и закусочными, где шумно веселится молодежь и звучит музыка. Не отошли мы и ста метров, как кто-то сзади хватает меня за руку, за часы. Нам столько раз советовали не носить часы на руке, что я подумал: это предостережение очередного доброжелателя. К слову, меня никогда раньше не грабили. Оборачиваюсь, чтобы поблагодарить, и с изумлением вижу злющие глаза парня, волчий оскал зубов. Понимаю: происходит то самое, о чем нас предупреждали. Мгновенно меня захлестнула незнакомая прежде ярость. Отталкиваю грабителя — он отлетел метра на два и даже сел на асфальт. Двое вцепились мне в одежду — отбрасываю и их. Три пацана встали передо мной полукольцом, в боксерской стойке. Наступая, я крикнул: «Назад!» Никогда не предполагал у себя такого властного, громкого «командирского» голоса. И столь же громко продолжаю: «Rusia! Moscu!»

Озверелые лица мгновенно меняются. Парни заулыбались: «O, Rusia! Moscu!» Оборачиваюсь к Андрею: он в стойке каратиста, напротив — двое или трое. Андрей тоже произносит: «Nosotros ruso, Moscu!» И вот уже никто нас не грабит, ребята 18—20 лет улыбаются, протягивают нам руки, мы пожимаем их. Ладони небольшие, да и рукопожатия несильные.

Продолжаем путь. Андрей бросил: «Сопляки». «Бедность», — ответил я. Оказывается, когда Андрей отшвырнул нападавших, двое выхватили ножи. Похоже, против моего молодого и более мощного спутника действовали главные «вооруженные силы». Мы решили не рассказывать о случившемся в посольстве — нас ведь предостерегали, а мы поступили по-своему...

Сьюдад-Боливар

Следующий день, воскресенье, мы провели в лесу, а в понедельник встретились в посольстве с Владимиром Борисовичем. Узнав наши планы, он решительно отсоветовал пробираться на самый юг страны: из-за нехватки горючего попасть туда сложно, а как возвращаться, совсем непонятно. А в районы у границы с Колумбией оттуда проникают наркобандиты и захватывают заложников. Владимир Борисович предложил нам отправиться в штат Боливар: самолетом до Сьюдад-Боливар, а оттуда можно добраться в джунгли и Рио-Кауры, и дельты Ориноко. Затем секретарь посольства позвонил в авиакомпанию «Авьер» и заказал нам на утро билеты.

Сойки

В этот день в лесу мы пробыли недолго. Самую большую радость в этой последней январской экскурсии нам подарили очаровательные и доверчивые желто-черно-зеленые сойки, разделившие с нами ланч.

Четыре дня и три ночи на Рио-Сан-Хосе

В джунгли дельты Ориноко мы с Андреем, как и планировали, отправились из Сьюдад-Боливара. До местечка Пьякоа на одном из протоков Ориноко добирались двумя такси через Сьюдад-Гуаяну — промышленно-энергетический центр и речной порт.

Облако

По дороге Андрею удалось купить две канистры и 20 литров бензина для генератора. Трудно было найти канистры: их изъяли из продажи, чтобы народ не закупал бензин про запас. Несмотря на забастовку нефтяников, цены на бензин не росли, и за 20 литров мы заплатили не более доллара. Да и такси в Венесуэле значительно дешевле, чем в Москве, и никогда мы не ждали и не искали его дольше пяти минут.

В Пьякоа закупаем продукты на три — четыре дня. В лавке берем напрокат два гамака, договариваемся с лодочниками и рано утром отплываем к Рио-Сан-Хосе — притоку одного из многочисленных рукавов Ориноко, образовавших дельту. По широкому рукаву прошли немногим более 10 км и свернули в устье Рио-Сан-Хосе, заросшее великолепными светло-фиолетовыми водяными гиацинтами. Далеко на севере виднелась волнистая невысокая гряда Сьерра-Куманы — самой восточной части хребта Анд, обрамляющего Венесуэлу с севера. Шел третий месяц сухого сезона, и приток так обмелел, что приходилось вылезать из лодки и протаскивать ее через мели, мимо упавших деревьев.

Для высадки выбрали небольшой песчаный пляж. Просим лодочников забрать нас через три дня, в пять вечера. Крутым коротким склоном, укрепленным корнями гигантского дерева сейбы, поднимаемся на поляну. Она заросла кустарником, который усыпан яркими желтыми и пурпурными цветками. Между контрфорсов ствола сейбы сложили свою поклажу и отправились знакомиться с окрестностями.

В сезон дождей уровень воды в рукавах Ориноко и в их притоках сильно повышается и прибрежные леса оказываются затопленными, как сельва Амазонки. Это и определило видовой состав растительности. Здесь большинство лиан, кустов и пальм покрыты шипами различной формы и размера — до 5 см. Без мачете продвигаться в таких зарослях невозможно. По мере удаления от берега джунгли по проходимости приближаются к лесам на Рио-Кауре (правый приток Ориноко), где мы уже побывали и еще будем: там, где нет тропы, иногда удается беспрепятственно пройти 30—50 м.

Сразу за поляной пришлось продираться через узкие заросшие проходы между небольшими черными скалами, увенчанными высокими колючими кактусами. За этим занятием нас и застала морфо, пролетевшая мимо столь стремительно, что разглядеть ее не удалось. Похоже, мы ей не понравились, и прекрасная незнакомка больше не появлялась. Зато летало много изумительных пестрых бабочек риодинид (Stalachtis euterpe). От основания их шоколадных крыльев брызгами разлетаются белые пятнышки и останавливаются у густо-оранжевых перевязей. Порхали очень красивые крупные геликониды (Heliconius amarilis) с широкой алой полосой на темно-коричневых удлиненных передних крыльях...

После ужина, приготовленного на костре, мы закрепили на стволах гамаки, над ними — москитную сетку. Теперь можно готовиться к привлечению на свет ночных насекомых и других обитателей джунглей. И вот повешен белый экран, перед ним — 200-ваттная лампа. Андрей залил бензин в электрогенератор, включил его, и под мягкое урчание лампочка начала разгораться. К этому времени мы, несмотря на репеллент, были нещадно искусаны комарами: их звенящие тучи появились сразу с наступлением сумерек.

Цикада: функция ее восковых хвостов не вполне ясна

Из тьмы летело и усаживалось на ярко освещенный экран множество интересных созданий: богомолы, жуки, осы, большие кузнечики, приползали пауки... К нашему удивлению и огорчению, ночных бабочек оказалось немного. А самых крупных и эффектных из них — павлиноглазок (Saturniidae) за три ночи мы насчитали не более 10 видов. Вероятно, это объясняется сухим сезоном, ведь джунгли Южной Америки славятся обилием разнообразных фантастических ночных бабочек. Неожиданно свет разбудил и выманил на экран нескольких дневных бабочек — толстоголовок (Hesperiidae), голубянок (Lycaenidae) и даже черную с сияющей синей полосой нимфалиду из рода препоны (N.prepona) — самых стремительных дневных бабочек обеих Америк.

Голубянка

В целом ночной лёт оказался не столь захватывающим, чтобы сидеть у экрана всю ночь до рассвета. Поэтому Андрей надолго уходил с фонарем и фотоаппаратурой в лес и снимал там потрясающие кадры. Я же на часок заваливался в гамак. Будили комары. Едва переставал действовать репеллент, как эти чудовища пронзали снизу плотный шерстяной гамак. Приходилось снова поливаться репеллентом, и только после этого можно было садиться у лампы.

А джунгли не спали. Кваканье квакш временами становилось похожим на шумное дыхание какого-то гигантского существа — может быть, самого леса? Рядом, в темноте, постоянно что-то потрескивало, будто кто-то ходил вокруг. Изредка все звуки перекрывал близкий или далекий рев — то ли обезьян-ревунов, то ли ягуара.

Утром мы разложили и развесили на ветках приманки — выдержанные в водном растворе сахара бананы, небольшие красные плоды, названия которых мы не знали, и кусочки ананаса. На такие яства летят многие замечательные насекомые. Они с наслаждением пьют забродивший фруктовый сок, а потом хмелеют и позволяют себя фотографировать с очень близкого расстояния.

Пока же на нашей поляне ничего нового по сравнению с предыдущим днем не летало. Только над желтыми цветами раскидистых высоких кустов вились светлые бабочки белянки и среди них — очень крупные, солнечные, огненно-желтые с оранжевыми пятнами фебисы филея (Phoebis philea). Недалеко от стоянки и мелководья, где мы купались каждые час-два, Андрей обнаружил глубокую заводь, кишевшую пираньями. Он тут же смастерил удочку (лески и крючки купили в Сьюдад-Боливаре) и с громадного камня над заводью закинул крючок в темную неподвижную воду. Хищница сразу схватила крючок, и в тот же миг Андрей вытянул бешено прыгавшую светлую рыбу величиной с ладонь. От ее головы, как краска, тянулись темно-оранжевые потеки. Она так сжала челюсти, что их пришлось разжимать плоскогубцами, чтобы вынуть крючок. Рыба гневно ухала, открывая рот с острыми коническими зубами. Когда же Андрей вытащил клюнувшую пиранью с задержкой около секунды — на крючке висела только голова: ее подруги, обезумевшие от запаха или вкуса крови из ранки, сожрали несчастную мгновенно. Жаль, уха из пираний оказалась невкусной. А продегустировать их запеченными мы не успели: нас опередили мухи, севшие на еще горячих рыбок. После этого рисковать не стоило...

Белянки

У цветущих кустов часто появлялись очаровательные крошечные колибри. Некоторые сияли рубинами, изумрудами, сапфирами... Погрузив в чашечку цветка длинный тоненький клювик, они зависали в воздухе; при этом их крылья двигались так быстро, что тельце словно оказывалось в полупрозрачном диске. Птички не боялись нас, и густое бархатное жужжание нередко раздавалось у самого уха.

Когда мы ужинали под приютившей нас сейбой, Андрей заметил огромного паука птицееда. Страшилище прижалась к ее прямому светло-серому стволу метрах в пяти-шести над нами. Для меня — соседство не из приятных.

Вторая ночь на Рио-Сан-Хосе началась так же, как предыдущая. Где-то около часа подхожу к экрану и вижу: с простыни под ним удирает черная полутораметровая змея. Вероятно, она ядовита: голова треугольная. А птицеед все оставался на освещенном лампой стволе сейбы, правда, немного сполз вниз. Когда на него направляли луч фонарика, он замирал и после выключения фонаря не двигался еще несколько минут. Затем скрывался на затененной стороне ствола и вновь выходил на свет только через 15—20 минут. В третьем часу Андрей разбудил меня. Он нашел второго здоровенного птицееда: в свернутом листе побега банана заметил мохнатую лапу и выманил всего паука. Андрей предложил ему крупного кузнечика, и паук мгновенно принял подношение. Из-под волосатого чудовища выглядывали только задние лапки кузнечика; вскоре они перестали дергаться. Поглощенный пиршеством, паук не реагировал ни на нас, ни на свет фонариков, ни на близкие вспышки фотоаппаратов. Он был весь покрыт густым темно-коричневым мехом, только кончики толстых лап — светлые, будто в туфельках. Несмотря на устрашающий вид, в нем было и что-то привлекательное, как в детской плюшевой игрушке.

Третий день робинзонады начали с осмотра приманок. Лишь на немногих лакомились насекомые: то ли приманки не успели перебродить, то ли насекомых здесь маловато. Среди «посетителей» выделялись яркий жук-усач с белой поперечной полосой на черных лакированных крыльях и красивая голубовато-серая бабочка гамадриас ферония (Hamadrias feronia). Она замечательна тем, что при полете ее крылья издают довольно громкое потрескивание. Впервые на это обратил внимание Ч.Дарвин, посетивший Америку во время плавания на «Бигле».

Гамадриас

Ближе к вечеру в лучах солнца над рекой неожиданно вспыхнула золотом легкая прозрачная вуаль дождика из светлого облачка в зените. Неправдоподобно мелкие золотистые капельки неправдоподобно медленно опускались к воде, не оставляя на ней следов.

Третья ночь, как в «Вие», стала самой ужасной: закончился репеллент и комары с победным звоном довели наши страдания до предела. Как благословенный рай вспоминали мы джунгли на Рио-Кауре, где комаров почти не было, клещи — единичны и даже песчаные мухи на пляже откладывали яички в ступни безболезненно.

Все дни, которые мы провели в Венесуэле, были солнечными. Облака, изредка закрывавшие небо, к часу дня рассеивались. Поэтому, когда в конце ночи на севере возник и стал быстро приближаться гул, мы удивились. Чтобы спасти от воды раскаленную электролампу, я выскочил из гамака, Андрей примчался из леса, и мы накрыли ее полиэтиленом в тот самый миг, когда на нас обрушился водопад.

Свой последний рассвет на Рио-Сан-Хосе мы встретили насквозь промокшими, под наспех натянутым, протекающим старым тентом. И хотя температура воздуха не опустилась ниже 23º С, тепло нам не было. С короткими перерывами дождь продолжался часов шесть. Над лесом мчались низкие серые тучи — словно у нас осенью.

Солнце проглянуло после полудня. Запели птицы, полетели бабочки. Мы вспугнули двух бабочек калиго бразилиенсис (Caligo brasiliensis, семейство брассолиды). Если ослепительные морфиды — символ солнечного сияния, яркости, блеска, фонтанирующей жизни джунглей, то калиго (по-латыни «мрачный») — их таинственный, сумеречный, сказочный дух. Эти самые крупные (после самок некоторых орнитоптер) дневные бабочки летают лишь в скоротечных утренних и вечерних сумерках. Днем взлетают только потревоженные или соблазненные хмельным ароматом приманки. Темная окраска их широких округлых крыльев под определенным углом зрения неожиданно вспыхивает волшебным глубоким синим или фиолетовым отливом. В этот миг сквозь удивительную синеву проступает большой черный круглый глазок. Этот глазок, напоминающий глаз совы, — доминирующий элемент сложного рисунка нижней стороны крыльев.

На мокром песке пляжа в глаза бросилась цепочка глубоких трехпалых следов, длиной не менее 12 см. Животное вышло из реки и вернулось в нее. Скорее всего, следы принадлежали самому крупному в мире грызуну капибаре (ее длина достигает 1,5 м) или более редкому грызуну пакаране.

Здесь прошла капибара?

Ровно в 17.00, как и договорились, к берегу причалила моторка и мы покинули это замечательное место, полюбившееся нам, несмотря ни на что. Но мысли наши были уже на Рио-Кауре, где нас ожидали еще 12 сказочных дней...

Возвращение

После тридцати одного дня, проведенного в джунглях, мы вернулись в Каракас. На такси покатили к «нашей» гостинице. Очереди на автозаправках стали короче, машин и автобусов — больше. (В отличие от московских, здешние автобусы, трогаясь, не выбрасывали ядовитое сизое облако, а водители вежливо пропускали пешеходов.) Забастовка, к счастью, заканчивалась. Открытые магазины, кафе, выставки, оживление около банков...

День перед вылетом в Москву мы снова провели в лесу под Каракасом. За время нашего отсутствия все разительно изменилось: трава высохла, листва многих деревьев пожухла, цветов и бабочек почти не видно. А ведь впереди еще месяца два сухого сезона... О ручье, вдоль которого мы проходили, напоминает лишь слегка увлажненная почва, зато итомиид меньше не стало.

Часам к двум, когда рассеялись белые облака на вершинах хребта, отправляемся туда на подъемнике, до этого «бастовавшем». Набор высоты — около километра с четвертью. По мере подъема зеленее становится лес, меньше страдающий от засухи. Наверху климат умеренный, температура воздуха 21º С, а часом раньше в Каракасе было 30º С. Отсюда видна великолепная панорама: на севере в легкой дымке блекло-лиловое Карибское море сливается с горизонтом, на юге — громадный город под солнечной вуалью, а на восток и на запад тянется лесистый хребет с затененными ущельями и округлыми вершинами.

Заходим во дворец спорта. Там — каток с искусственным льдом. Все берут коньки напрокат. На лед выходят неуверенно, держась за поручни вдоль стен. Затем некоторые рискуют выкатиться на середину. Лица напряженные, сосредоточенные... Очень смешно и трогательно.

Обаятельный и доброжелательный Александр Иванович Трушин любезно предложил отвезти нас в аэропорт. А через несколько часов мы уже летели над океаном. Радость возвращения в Москву смешивалась с грустью расставания. Праздник кончился.