О рынке - на уровне здравого смысла

...И мало кому приходило в голову, что дефицит мысли будет вечно приводить к товарному дефициту.

Ф. Искандер

Невежество в вопросах экономики губительно, но весьма распространено. К числу ярких его образцов я отнес бы призывы установить жесткие потолки цен на рынках или рассуждения о «трудовых» и «нетрудовых» доходах. Оценить его глубину стало возможно лишь в период гласности, когда в печати стали появляться многочисленные статьи на экономические темы.

В своих рассуждениях о рынке я излагаю личную точку зрения, которая может в чем-то совпасть, а в чем-то и не совпасть с мнениями других авторов.

Две модели

Весь спектр мыслимых экономических механизмов тяготеет к двум резко различным типам: административно-плановому и рыночному.

Практически ни та, ни другая экономика не могут быть реализованы в чистом виде. Оптимальная экономика — скорее всего компромисс, при котором план и рынок взаимно дополняют друг друга.

Административно-плановая модель привлекает многих своими плюсами, которые во многом иллюзорны: «точным соответствием» между производством и потреблением, «экономным» расходованием ресурсов, «справедливым» распределением... Однако для ее эффективной работы, во-первых, необходима полная информация о состоянии сферы производства и распределения в каждый момент времени, во-вторых,— учет психологии и прочих свойств человека, главного и наиболее капризного компонента системы, а также особенности поведения различных социальных групп.

Чтобы избежать досадной необходимости учитывать человеческую природу, администраторы нередко декларируют необходимость переделать самого человека в соответствии со своими представлениями об идеале. И действительно берутся за это со всем усердием. Результат — ошибочные решения в сфере экономики. Последствиями таких решений оказываются не только материальные потери, но и человеческие трагедии.

В дальнейшем речь пойдет, главным образом, о рыночной модели экономики.

Торговля и рынок

В политэкономии слово «рынок» имеет более широкий смысл, нежели просто место для торга. Рынок — одна из важнейших сфер деятельности общества. Он определяет условия свободного обмена товарами и услугами. Он служит источником информации о предложении и платежеспособном спросе на все вещи и на все услуги, имеющие употребление в обществе. Наконец, он формирует представление о «справедливом»*, на данный момент, обмене. 

(* Слово взято в кавычки потому, что это чисто эмоциональное, неизмеримое понятие.)

А еще рынок создает возможность извлечения прибыли в условиях свободной конкуренции.

Абсолютно свободный рынок — недостижимая абстракция, полезная, однако, для понимания того, к каким последствиям приводят те или иные ограничения его свободы. Полностью несвободный рынок теряет право называться рынком.

Любой вещи или услуге, выступающей на рынке в роли товара, соответствует некоторая цена, измеряемая в денежных единицах. Для определенности будем считать, что единица измерения цен — рубль. Узнать цену любой вещи можно, только предъявив ее рынку. Следовательно, рынок служит, сверх всего перечисленного, «прибором» для измерения цен. Рынок не только измеряет цены, но и создает их (вне рынка нет цены).

Цена не есть постоянная величина, ибо зависит от соотношения между количеством предлагаемого товара и платежеспособным спросом на него. Спрос и предложение, в свою очередь, зависят от множества объективных и субъективных факторов. Трудно надеяться, что в обозримом будущем наука представит необходимую информацию для построения исчерпывающей теории рынка. Однако несмотря на ее отсутствие рыночная экономика успешно функционирует. Это объясняется тем, что рынок — самоорганизующаяся система, которая интегрирует все влияющие на него факторы и выдает ответ в виде цен.

Статистическая природа ценообразования

На процесс ценообразования влияет информация о множестве событий купли-продажи. Точность измерения цен рынком зависит от числа этих событий. Вот признак, по которому все товары (все части рынка) можно условно разделить на несколько групп. В самую большую войдут товары массового потребления, а также труд рабочих традиционных профессий. В ценообразовании здесь участвует практически весь рынок (все общество), цены в этой группе наиболее устойчивы и наиболее точно соответствуют равновесию между спросом и предложением. В какую-то среднюю группу, возможно, войдут товары ограниченного спроса, цены на которые сильно колеблются в зависимости, например, от моды. В конце ряда окажутся уникальные вещи — произведения искусства, предметы коллекционирования... Из-за малой статистики цены на эти товары сильно подвержены действию случайных и субъективных факторов.

Посмотрим, как может работать механизм ценообразования в группе уникальных вещей. Возьмем, к примеру, редкостную почтовую марку. Исходная ее цена (номинал) может быть сколь угодно низкой. Первый покупатель согласен заплатить за нее, например, один рубль. Эта плата за желание филателиста обладать редким экспонатом. После первого события купли-продажи рынок уже хранит информацию о том, что за марку дают рубль. Следующий покупатель смело может платить такую сумму, ибо при желании всегда вернет эти деньги. Но он заплатит и кое-что «сверху» за возможность иметь марку. Теперь уже всем известно, что за марку дают, например, пять рублей. Если продолжать процесс перепродажи, цена может расти как снежный ком и достигнуть фантастических размеров. Что же произошло? Как случилось, что ничтожная копеечная бумажка стала оцениваться в тысячи? Благодаря общеизвестности и многократной перепродаже как бы возникла договоренность о том, что данная марка содержит в себе капитал, равный тысячам рублей. Марка стала чем-то вроде ассигнации растущего достоинства. Этот пример показывает, как рынок справляется с проблемой ценообразования, растягивая данный процесс во времени. Кроме того, мы здесь впервые увидели, как иррациональное свойство людей (в данном случае желание иметь нечто уникальное) превратилось в реальный капитал. Мы еще не раз убедимся в том, что рыночная экономика содержит в себе существенную иррациональную часть, которую нельзя игнорировать.

Нечто похожее происходит с произведениями искусства. Здесь начальная цена часто определяется аукционом и может оказаться случайной. Далее она возрастает по уже известной схеме. Таким образом, уникальные произведения искусства, помимо эстетической функции, нередко выполняют функцию концентраторов капитала.

Растягивание ценообразования во времени происходит и при появлении на рынке новых товаров. Цена может сильно колебаться вначале, но затем стабилизируется на некотором уровне. Это происходит потому, что со временем возрастает число событий купли- продажи и формируется (с участием рекламы) общественное мнение о полезности нового товара.

Особую группу составляют изобретения, новые идеи, научные открытия. Этот вид товаров полностью противоречит статистическому характеру рынка. Погрешность в определении цен здесь столь велика, что можно говорить о неспособности свободного рынка измерять их. В отличие от произведений искусства, изобретения чаще всего продаются только один раз. Они как бы вдвойне уникальны, вследствие чего случайность ценообразования для них не компенсируется фактором времени. Беззащитность изобретателей перед «стихией рынка» вызывает необходимость специального законодательства, охраняющего авторские права. Это один из случаев вынужденного ограничения свободы рынка, о которых речь пойдет ниже.

Цены на некоторые товары могут быть отрицательными. Такую цену имеет, например, риск, который может купить у нас страховое общество.

Действующие лица

В любом звене рыночной экономики можно выделить четыре действующие персоны: капиталиста (банкира), предпринимателя, рабочего и изобретателя. Эти роли могут по-разному комбинироваться, и нередко один человек одновременно выступает сразу в нескольких ролях. Однако функции лучше рассматривать по отдельности.

Капиталист — владелец капитала. Его дело — предоставлять кредиты; его доход — ссудный процент. Легко понять, зачем нужен обществу кредит. Предпринимателю нужен капитал для организации предприятия; обыватель хочет приобрести в кредит дом или машину... Кредит — своего рода машина времени, позволяющая переносить деньги из будущего в настоящее. Нетрудно догадаться, что такая операция должна оплачиваться. На языке рынка кредит — это тоже товар, который пользуется платежеспособным спросом. Капиталист торгует кредитом по цене, определяемой рынком.

Рабочий — человек, который трудится по найму (это может быть и слесарь, и инженер, и профессор). Его доход — заработная плата. Что он продает? Я полагаю — труд, цена которого измеряется в рублях и зависит от спроса и предложения на рынке труда. Прибор для измерения его цены тот же: рынок — этот товар не отличается от любого другого.

Что такое труд? Этим словом можно обозначить ту часть деятельности (времени, усилий) или результатов этой деятельности, которые оплачиваются заказчиком по рыночной цене на заранее оговоренных условиях. В каких единицах можно измерить количество труда? Универсальной единицы нет. Иногда — в единицах времени (в часах). Но это годится только для сравнения труда людей одной специальности и совершенно одинаковой квалификации. Нет никакой возможности сравнить, например, час труда землекопа и час труда ночного сторожа. Совершенно невозможно найти какую-либо зависимость между энергией, затраченной рабочим, и результатом его труда.

И снова выходит, что учесть все измеримые и неизмеримые факторы, характеризующие любой вид труда, и дать ответ в виде цены на труд в каждом конкретном случае может только рынок. На вопрос, сколько труда потребовалось для изготовления данной вещи, возможен только один корректный ответ: для изготовления этой вещи потрачено труда на 100 рублей. И если почему-либо рабочий получил при этом 80 рублей, то по отношению к нему нарушена (на 20 руб.) «справедливость». Если же рабочий получил 120 рублей, налицо нарушение оной по отношению к заказчику. Но надо заметить, что в упомянутом случае «справедливость» могла быть нарушена, скорее всего, путем какого-то внеэкономического давления со стороны одного из партнеров, и свобода рынка не соблюдалась.

Слово «справедливость» здесь имеет узко экономический смысл и означает, в сущности, лишь соответствие конъюнктуре рынка.

Изобретатель получает доход от продажи изобретений — именно продажи, а не от использования, ибо в противном случае речь шла бы о совмещении функций изобретателя и предпринимателя. Товар, предлагаемый изобретателем (например, «способ приготовления верескового меда»), резко отличается от прочих товаров своей принципиальной уникальностью.

Предприниматель — организатор экономической операции, его доход — прибыль с предприятия.

Прибыль

Цель деятельности предпринимателя — прибыль, и он стремится, чтобы она была как можно больше. К этому есть два пути: повышение цены и понижение себестоимости.

Цена определяется рынком. Предприниматель может влиять на нее лишь косвенно. А вот себестоимость может быть уменьшена за счет использования новых изобретений. Фундаментальный вопрос: откуда берется прибыль? Поскольку она — важнейший источник пополнения банковского капитала и богатства общества в целом, людям далеко не безразличны и этот вопрос, и другой: кому она достается. Существует, по-видимому, подсознательная вера в некий «закон сохранения богатства» (если кто-то разбогател, значит, кто-то другой непременно ограблен). Это обстоятельство, наверное, и превращает экономику в политэкономию.

Прибыль — главная, но не единственная цель экономической деятельности. Есть еще иррациональный, игровой момент, который часто оказывается не менее важным. «Потребность в деятельности» — одно из фундаментальных свойств человека. Не всегда можно однозначно решить, затевается ли игра ради прибыли, или прибыль служит лишь мерилом хорошей игры. Игровой момент, который входит в иррациональную часть экономики и не поддается простой формализации, никогда не следует отбрасывать.

Простейший способ получения прибыли — игра на разнице цен. Для этого можно использовать все факторы, от которых они зависят. Можно купить товар оптом и продать в розницу; купить осенью — продать весной; купить в деревне — продать в городе; купить в ясную погоду — продать в ненастье...

Существует (должна существовать) целая армия людей — торговцев, купцов, которые, используя разницу в ценах, перемещают товары во времени и пространстве с целью получения прибыли. Здесь подразумевается не только вульгарная перепродажа, но и более изощренные виды предпринимательской и производственной деятельности.

Попробуем разобраться в механизме получения прибыли на примере одной экономической операции. Некий предприниматель хочет извлечь прибыль, пользуясь разницей между весенними и осенними ценами на фрукты. Если покупать фрукты осенью по 10 копеек за килограмм и продавать весной по рублю, то на тонне можно, казалось бы, выручить 900 рублей. Прежде всего, надо сообразить, что таким образом можно извлечь прибыль. Если раньше никто так не делал, то это — предпринимательская идея. Помимо нее, требуется способ зимнего хранения фруктов. Для этого, может быть, придется купить изобретение. Далее надо: получить ссуду в банке (купить кредит); нанять рабочих; обеспечить все работы по бухгалтерскому учету...

Допустим, что после оплаты всех услуг по ценам свободного рынка у предпринимателя осталась прибыль по 100 рублей с каждой тонны товара. Откуда взялась эта прибыль? Предприниматель вложил в предприятие только свою предпринимательскую идею, все остальное оплачено им по рыночным ценам. Следовательно, источник прибыли — предпринимательская идея. Но это еще не все. Вернемся к тому, чрезвычайно опасному моменту, когда сделаны все затраты, а товар еще не продан. Где гарантия, что предприниматель вернет свои деньги, да еще с прибылью? Тысяча случайностей может этому помешать. Это значит, что, покупая необходимый набор первичных товаров, предприниматель приобрел еще один «товар», о котором мы не упомянули. Это риск, цена которого отрицательна. Часть прибыли должна скомпенсировать отрицательную цену риска. Таким образом, источниками прибыли оказываются: предпринимательская идея плюс плата за риск. Предприниматель может продать свой риск или часть его страховой компании (застраховать предприятие), но тогда и прибыль соответственно уменьшится. Можно представить себе и другой крайний случай, когда предприниматель все делает лично (он и капиталист, и изобретатель, и рабочий).

Общество – в выигрыше

Проследим динамику событий во времени. Начнем с того момента, когда предпринимательская идея только начала работать. Удельная прибыль от первой операции могла оказаться довольно большой. Впервые на рынке весной появились фрукты. Даже при очень высокой цене обеспечивается платежеспособный спрос. По законам рынка в новое русло экономической деятельности устремляется капитал (здесь повышен ссудный процент). Ото значит, что предпринимательская идея распространяется, вовлекая в новую сферу все новых бизнесменов, которые получают повышенную прибыль на волне распространения идеи. Из-за уменьшения разницы между весенними и осенними ценами удельная прибыль падает и достигает в конце концов некоторой оптимальной величины, когда риск оправдан и игра еще стоит свеч. Предприятие входит в рутинную стадию, когда первоначальная предпринимательская идея, а также идея изобретателя теряют свою новизну, становятся общеизвестными. Предприниматели к этому времени получили некоторую совокупную прибыль.

Даже не располагая нужной статистикой, с помощью простого рассуждения можно показать, что эта прибыль мала по сравнению с выгодой для всего общества. Во многих случаях общественная выгода от реализации изобретательских и предпринимательских идей выражается в самой возможности жизни, хотя в рублях не всегда исчислима.

Прибыль предпринимателя и доход общества в целом ведут себя по-разному. Первая от максимума вначале асимптотически стремится к некоторому оптимуму. Доход же, наоборот, растет от минимума вначале к максимуму в конце. Этот максимум наступает, когда большинство членов общества начинает извлекать пользу из данного предприятия. Но в любой момент времени (даже в самом начале) доход общества превышает прибыль предпринимателя. Иначе предприятие обречено на провал*.

(* Дело в том, что покупают обычно то, что сделать самому невозможно или слишком дорого.)

Разница растет во времени и еще сильнее растет доход общества, являющийся ее интегралом. Общество в целом обогащается! В нашем примере это выразилось в том, что оно получило возможность потреблять фрукты круглый год. Кроме того, появились новые рабочие места. И никакого чуда здесь нет, если не считать чудом рождение идеи. Источником же прибыли общества стали, в конце концов, солнечная энергия, плодородие земли и генетическая информация использованных растений. Но наш предприниматель не возделывал землю, его идея послужила лишь катализатором всего процесса. Можем ли мы на этом основании считать его паразитом, а его доход — несправедливым и нетрудовым? Ведь, в худшем случае, он эксплуатировал солнечную энергию.

Рассмотрим самый примитивный физический труд — поднятие грузов на высоту. Это, пожалуй, единственный случай, когда количество труда может быть точно измерено в физических единицах (например, в килограммометрах) . Но, увы, и здесь трудящийся всего лишь эксплуатирует солнечную энергию, запасенную в продуктах питания, превращая ее в потенциальную энергию поднятого груза. Никто не назовет нашего труженика эксплуататором, хотя принципиальной разницы между ним и предпринимателем, как мы видим, нет. Никто не спорит с тем, что физический труд, когда человек используется как машина, преобразующая энергию, и тяжел, и неприятен, но и для общества такой вид труда невыгоден хотя бы потому, что есть более эффективные машины и более дешевые источники энергии.

Рассмотрим теперь, какой вклад вносит в общественное богатство изобретатель. Изобретения из-за их принципиальной уникальности оцениваются рынком с большой неопределенностью. А поскольку товар изобретателя — это всегда «журавль в небе», то неопределенность ценообразования трактуется, как правило, в пользу покупателя. В лучшем случае изобретатель получает процент с прибыли, гораздо меньше, чем предприниматель, купивший изобретение, и совсем уж ничтожную долю того, что достается всему обществу, пожинающему плоды его мысли. Доход общества от великих изобретений столь огромен, что даже самое щедрое вознаграждение не может его скомпенсировать. Сколько бы, например, следовало заплатить изобретателю колеса? Он обогащает и будет обогащать всех нас на протяжении всех веков. Мы даже не замечаем той грандиозной экономии энергии и времени, которое дает нам колесо во всех его технических приложениях. А сколько получил безвестный изобретатель? Хорошо еще, если он не был наказан за «тунеядство». Благодаря известным и безвестным изобретателям мы потребляем фрукты и овощи круглый год, пользуемся всеми видами транспорта по доступной цене, передаем и принимаем звук и изображение, а когда нам нужно пришить пуговицу, не тратим время на изготовление иглы из рыбьей кости, а пользуемся стальной иглой, купленной по столь низкой цене, что ее даже трудно учесть в семейном бюджете.

Но может быть, не стоит так высоко ценить изобретения? Ведь если бы не появился в незапамятные времена безвестный гений, колесо все равно было бы придумано кем-нибудь другим немного позже. Да, это так, но коль скоро один человек уже создал колесо, никто другой изобрести его не может. Обществу нужно очень много колес, но изобретатель колеса — только один. Другие гении подарят нам что-нибудь другое, каждый свое. Как это ни странно, но и сейчас время от времени появляются изобретения, которые не требуют современной технологии и которые могли бы быть реализованы сто, даже тысячу лет назад. Правда, это скорее исключения, чем правило. В основном же реализация изобретений требует изощренной техники и не может осуществиться без участия предпринимателя. Предприниматель и изобретатель стимулируют друг друга, именно их взаимодействие способствует неуклонному, постоянному наращиванию общественного богатства.

Наши рассуждения верны, пока и поскольку можно исходить из предположения, что общество располагает неограниченным резервуаром энергии и ресурсов. Но даже имея в своем распоряжении солнечную энергию, ресурсы планеты и такие дочеловеческие изобретения, как фотосинтез и генофонд растений и животных, человек не может всем этим воспользоваться без умения. Умение же есть результат изобретательской мысли и предпринимательской деятельности. В то же время умение есть и результат, и источник знаний (в частности, научных). Даже в эволюционной истории человека невозможно найти такой период, когда люди могли бы обходиться без знания и умения. По-видимому, такого периода нельзя отыскать и в истории любого биологического вида.

Если же глобальная способность планеты производить продукты питания и энергию не сможет обеспечить растущее народонаселение, человечество окажется перед катастрофой. Свободная экономика в этом случае прекратит свое существование и все теории, всяческие рассуждения о ней потеряют смысл.

Человечество может избежать катастрофы, если вовремя сумеет остановить рост населения или научится «превращать камень в хлеб». Надежда и в этом случае только на изобретательскую мысль и предпринимательскую активность.

Еще более опасна экологическая катастрофа*, в сферу действия которой человечество уже вступило, но пока еще ничего не придумало, чтобы хоть как-то затормозить движение к ней.

(* Угроза ее — в немалой степени результат попутного производства еще одного товара с отрицательной ценой — отходов как материальных, так и тепловых. Мы «бескорыстно дарим» этот товар природе, увеличивая тем самым наши доходы и прибыли. Вряд ли удастся избежать катастрофы, если не откажемся от этой добавки к нашим доходам. Придется отказаться от многих наших амбиций — политических, классовых, религиозных...)

Социальные последствия

Если где-то уровень жизни низок, это значит, что там слаба предпринимательская активность. Простейшая из предпринимательских идей — идея массового производства — требует массового же сбыта товаров. Но нищее население не может обеспечить платежеспособный спрос. Следовательно, предприниматель вне зависимости от своей воли и убеждений кровно заинтересован в повышении жизненного уровня сограждан. Этот же механизм приводит к тому, что развитые страны заинтересованы в экономическом развитии слаборазвитых. Здесь дело не столько в гуманизме, сколько в конкурентной борьбе за завоевание внешних рынков.

А как же безработица, которая обеспечивает трудящимся «право умирать от голода»? Если предприниматель начинает некоторое дело и ему нужен наемный труд, то он создает новые рабочие места и, следовательно, уменьшает число безработных, увеличивая платежеспособный спрос на рынке труда и содействуя повышению цены на труд. Но бизнесмен не вечен и его предприятие живет ограниченное время. Неизбежно наступает рутинная фаза развития. Конец предприятия не стоит понимать вульгарно — это не разрушение завода, не смерть всех служащих. Конец старого предприятия наступает с началом работы новой предпринимательской или изобретательской идеи. Например, с внедрением новой технологии. Предположим, она вдвое увеличивает среднюю производительность труда. Теперь вместо ста рабочих нужно всего пятьдесят. Выходит, что остальные перешли в разряд безработных по вине предпринимателя? Увы, нет. На самом деле, как только перестала работать старая предпринимательская идея, старое предприятие прекратило свое существование, и закончили свою работу согласно трудовому договору между фирмой и профсоюзом все сто рабочих. Если договор был кем-либо нарушен, дело должно решаться в суде в соответствии с государственным законодательством (такое законодательство необходимо).

Начиная с этого момента, действует новая предпринимательская идея, новый трудовой договор, и принимаются на работу, вообще говоря, другие пятьдесят рабочих. Остальные пятьдесят остаются временно безработными и получают временное пособие. По чьей вине?

Видимо, по вине нового предпринимателя, который еще не родился или не успел придумать новую идею. Общество в целом выиграло: появился новый товар, или повысилось качество старого, или снизилась цена... Интересы общества в целом пришли в противоречие с интересами тех пятидесяти трудящихся, которые еще не нашли себе работу у нового предпринимателя. Можно ли разрешить это противоречие? Можно, запретив бизнесмену внедрять новую технологию. Наказать за инициативу его, а вместе с ним и все общество? Но предосудительнее, пожалуй, недостаток инициативы. Ведь можно сказать и иначе: бич свободного рынка — безработица — есть следствие недостаточной предпринимательской активности, дефицита мыслей, столь остроумно подмеченного Фазилем Искандером в отрывке, взятом мною в качестве эпиграфа.

Вызывает недоумение обостренный интерес политэкономов к проблеме владения средствами производства. Ведь главное, что нужно для получения прибыли,— это предпринимательская деятельность. Сами по себе любые средства производства непременно устареют и скоро перестанут приносить прибыль — потеряют ценность для динамической экономики. По-видимому, те, кто заботится о запрете на владение средствами производства, рассуждают в рамках статической, никогда не существовавшей в жизни экономики, в которой все идет по раз и навсегда заведенному кругу без технического прогресса. В статической модели экономики действительно нет места ни прибыли, ни ссудному проценту. Только равные для всех трудовые доходы. К сожалению, а может быть, и к счастью, статическая экономика никогда не может реализоваться. Разве только в «Городе Солнца» или в концлагере.

Ограничения свободы рынка

Парадоксально, но каждый слой общества стремится уничтожить свободу рынка, в которой кровно заинтересовано все общество в целом. Покупатели хотят законодательным порядком ограничить цены; производители стремятся к монополии; рабочие объединяются в профсоюзы, чтобы диктовать цены на труд; предприниматели требуют от правительств антипрофсоюзных законов; правительства стремятся управлять рынком административными методами... Там, где общество не осознало необходимость охраны свободного рынка с помощью активных законодательных мер, рынок сохраняет относительную свободу (если сохраняет), по-видимому, лишь только потому, что усилия разных групп направлены в разные стороны.

Некоторые ограничения свободы рынка, конечно, необходимы. Кто сможет возразить, например, против запрета на торговлю наркотиками или оружием, против мер по защите авторских прав, против социальных программ — от пособий по безработице до пенсионного обеспечения?

Нередко, однако, свободу рынка ограничивают вопреки интересам общества. Самое грубое ограничение — это запрет (отмена) рынка вообще. От этого он не перестает существовать, но приобретает черную окраску. С потерей свободы рынка нарушается его главная функция — ценообразование. Возникает двойная система цен. Цены административные и цены чернорыночные. Последние неустойчивы из-за сокращения масштабов торговли, из-за ограниченности распространения связанной с ней информации. Предпринимательская игра на их разнице под запретом, но тем не менее идет — с большим риском и, следовательно, с большими прибылями. Предприниматели также «чернеют». Главное направление их идей — как обойти закон. Из-за двойной системы цен не редкой становится такая ситуация. Некий товар имеет административную цену (А) и чернорыночную (А+а). Разница (а) — отражение дефицита. Пусть из десяти желающих могут приобрести товар по цене А только пять. Эти пять «счастливчиков» вместе с покупкой получают как бы премию размером (а) рублей. Они немедленно могут обратить ее в деньги на черном рынке. С точки зрения администрации, казалось бы, совершенно безразлично, кто именно из десятка жаждущих окажется в списке избранных — все равно же всем не хватит. Тем не менее администрация тщательно следит за тем, чтобы этот выбор был либо случайным (в порядке живой очереди), либо административно регламентируемым в пользу людей «первого сорта».

Реально граждане по отношению к дефицитному товару отнюдь не равноправны. Гораздо больше шансов получить дармовую премию у работников торговли (а чем они хуже других?) Это дает возможность получать доход, не связанный ни с продажей труда, изобретений или кредитов, ни с предпринимательской деятельностью. Есть, правда, риск, но не экономический, а уголовный. Это совершенно новый, не упоминавшийся ранее вид дохода, обусловленный лишь занимаемым местом. Со временем этот доход может перераспределяться по административной пирамиде до самых верхних ее этажей, которым доступно влияние на политику ценообразования и на распределение «дефицита». А это уже порождает заинтересованность всей пирамиды в разнице цен, и, следовательно, в существовании дефицита. Такой процесс принято называть коррупцией.

Рыночной экономике всегда угрожает тенденция к монополизму. Монопольное владение какой-либо отраслью производства освобождает от конкурентов и дает возможность диктовать цены. Ограничение свободы рынка, вызванное возникновением монополий, противоречит интересам общества. Потому-то в развитых странах (например, в США) и существуют «антитрестовские» законы.

Крайний случай монополии — единая государственная монополия на всю экономическую деятельность. Казалось бы, такое мощное «предприятие» должно побеждать в конкурентной борьбе на любом внешнем рынке. Но так почти никогда не получается по двум причинам. Во-первых, очень крупным предприятием трудно управлять. Существует, по-видимому, некий предел роста, после которого управление становится неэффективным. Вторая причина — более глубокая. Объединение всего хозяйства в единую государственную собственность означает коллективное и, в сущности, обезличенное владение всем капиталом. Как при этом должна осуществляться предпринимательская деятельность? Пусть некто предлагает предпринимательскую идею. Кто может взять на себя решение, финансировать эту идею или нет? Капитал никому лично не принадлежит. В случае удачи предприятия прибыль получит государство и оно же потерпит убыток в случае неуспеха. Конкретный же человек экономически ничем не рискует. Решение остается за администрацией. Если администрация разрешит финансировать все подряд предприятия из государственного банка, то всегда найдется достаточно авантюристов, готовых опустошить казну. Значит, нельзя разрешать? Но тогда многие полезные идеи останутся нереализованными. Остается «золотая середина» — разрешать финансировать только те проекты, которые дадут безусловную прибыль. Это, в свою очередь, приведет к двум следствиям.

Будут давать деньги только на те проекты, которые уже показали свою эффективность в других странах. А это означает априорный отказ от конкурентоспособности на внешнем рынке.

Во избежание риска низшая администрация будет уступать принятие решений верхним этажам власти. Это приведет к тому, что фактически решения о финансировании будут принимать люди из самого высшего эшелона администрации, не компетентные в технических вопросах, но огражденные от ответственности. А это означает, что государственная казна будет хронически нести убытки, которые придется покрывать за счет населения, повышая через механизм внутренней монополии цены на ходовые товары, либо печатая все новые, ничем не обеспеченные, денежные знаки.

Картина, конечно, мрачная, но разве она не реальна?

Максимальной свободе рынка сопутствует максимальное социальное неравенство: процветающие предприниматели — и кончающие самоубийством банкроты, относительно обеспеченные рабочие — и умирающие от голода безработные, купающиеся в золоте банкиры — и нищие изобретатели.

Хотя в среднем общество заинтересовано в свободе рынка, оно вынуждено ограничивать ее ради уменьшения социального неравенства. Это можно сделать введением прогрессивного подоходного налога и распределением значительной части средств среди малоимущих граждан. В принципе, можно придумать такую зависимость налога и социального обеспечения от дохода, при которой фактические доходы всех граждан окажутся почти одинаковыми. Такая крайняя мера неминуемо приведет к спаду предпринимательской активности, к нежеланию рабочих продавать свой труд, и как следствие, к социальному равенству на уровне всеобщей нищеты.

Таким образом, социальное равенство и свобода рынка находятся во взаимно дополнительном отношении. Правительство страны с рыночной экономикой для достижения оптимального процветания общества должно непрерывно лавировать между Сциллой острого социального неравенства и Харибдой нищего равенства. Средства для такого лавирования — гибкая налоговая политика и государственные программы социального обеспечения, а ориентиры — предпринимательская активность и уровень безработицы.

Ограничение свободы рынка тесно связано с ростом бюрократического аппарата. Чем больше регламентации и запретов, тем более многочисленный персонал необходим для реализации этих ограничений. Этот персонал должен выполнять множество функций: составление инструкций, контроль за их выполнением, административное или судебное преследование нарушителей... Бюрократия не только истощает государственный бюджет, но, будучи склонной к коррупции, она также приобретает преимущественную возможность влиять на рынок ради своей выгоды. Из этого следует, что общество, ограничивающее свободу рынка из благих намерений, должно помнить, что на другую чашу весов давят растущая бюрократия и коррупция.

Эксплуатация человека человеком

Чаще всего говорят об эксплуатации рабочих капиталистами. Это утверждение превратилось в аксиому, из которой делаются практические выводы. Например, запрет на применение наемного труда частными предпринимателями и кооператорами. Из этой же аксиомы следовал призыв к революционному насилию. Зачастую любое неравенство людей или бедственное положение какой-либо их группы объясняется эксплуатацией, и непременно капиталистической.

Проблема имеет два аспекта: субъективный и объективный. Первый относится к области эмоций. Здесь понятие эксплуатации (как и справедливость в гуманитарном смысле) имеет столько же толкований, сколько людей на Земле. Этот аспект проблемы не имеет решения в рамках экономики. Объективно можно говорить об эксплуатации, когда один человек безвозмездно использует труд или имущество другого. Для количественной оценки степени эксплуатации опять же нет никаких средств, кроме рынка. Если предприниматель использовал труд рабочих на (А) рублей по рыночной цене, но заплатил рабочим (А — а) рублей, то, очевидно, что степень эксплуатации оценивается суммой в (а) рублей. Но добиться ее можно лишь методами, которые выходят за рамки экономических отношений. Если же все отношения строятся на соблюдении законов свободного рынка, говорить об эксплуатации бессмысленно.

Еще один пример. Некий предприниматель в процессе производства оплатил весь труд рабочих по рыночным ценам, но не смог реализовать товар и потерпел убыток. Будем ли мы говорить в этом случае, что рабочие эксплуатировали предпринимателя? Очевидно, нет, поскольку расчеты производились по рыночным ценам, без насилия с чьей-либо стороны.

Я полагаю, что эксплуатация как постоянно действующий принцип, возможна только в условиях насилия. Например, в рабовладельческом обществе или в «царстве» адыловых.

Мы говорили о прямой эксплуатации, но возможна и косвенная, без насилия.

Каждый участник экономических событий (любой торговец, любой покупатель) стремится по мере своих возможностей влиять на рынок с целью увеличения собственного дохода. Если монополисты могут диктовать цены, то мощный профсоюз может забастовками не только довести до банкротства предпринимателя, но и дезорганизовать жизнь целого государства. Могут быть и тысячи других воздействий на рынок. Государственное законодательство должно четко разграничить эти воздействия на законные и противозаконные.

Теперь пришло время сказать, что вообще доходы (кого угодно) нет смысла делить на «трудовые» и «нетрудовые». Мелькание этих терминов в речах, статьях и в житейских разговорах свидетельствуют о экономической и юридической наивности. В соответствии с государственным законодательством (а оно необходимо) доходы должны квалифицироваться только как законные или противозаконные. Если некто в поте лица дни и ночи напролет производит наркотики для черного рынка, то его доходы никак не назовешь нетрудовыми, но в то же время совершенно очевидно, что они противозаконны. Знакомство с рыночной экономикой, хотя бы на уровне здравого смысла, необходимо уже потому, что экономические отношения — неизбежное условие нашей жизни.

Но есть и другая причина. Равновесие рынка может быть нарушено не только физическим путем, но и чисто эмоциональным, неблагоприятным отношением к нему общества.

Если после длительного перерыва мы вернемся к рыночной экономике (призывы к этому уже слышны), то можно предвидеть дефицит предпринимательской активности. И произойдет это не только из-за недостатка идей или умения. Одна причина будет состоять в почти генетической, не подвластной разуму брезгливости к «торгашеству», которая вколачивалась в нас десятилетиями, другая — в страхе, что обновление окажется недолговечным. Эти эмоциональные факты смогут надолго затормозить развитие экономики.

Рынок — ценнейшее приобретение человечества. Он нуждается в бережном отношении и в благоприятной эмоциональной атмосфере. Все мы, хотим того или нет,— часть рынка, так лучше быть частью чего-то совершенного, а не примитивного.