Возвращается ли призрак?

К юбилею революции — об утопиях и антиутопиях в литературе и реальной жизни.

Фото: Андрей Константинов

«Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма», — писали почти 170 лет назад молодые немецкие вольнодумцы Маркс и Энгельс в своем «Манифесте Коммунистической партии». Ровно сто лет назад призрак материализовался. Последователи социального учения Маркса взяли власть в России и стали пытаться устроить жизнь в ней в соответствии с заветами учителя.

Надо сказать, им кое-что удалось. Например, превратить крупную, но все же второстепенную европейскую державу в одну из двух мировых сверхдержав, страну, население которой на 90% состояло из крестьян, с трудом кормивших свои семьи, — в индустриальную державу с 80% городского населения, живущего в многоэтажных домах. Но удержаться у власти они не смогли. В силу ряда причин уровень жизни в социалистических странах отставал от так называемого свободного мира, и в конце концов режим, гордо именовавший себя «общенародным государством», потерял поддержку народа и пал. И вот уже скоро тридцать лет мы опять живем при капитализме.

Параллельно с попыткой построить утопию в реальности на протяжении XX века создавались многочисленные коммунистические утопии и антиутопии в литературе. Среди их авторов были и люди, боровшиеся за революцию в реальности и фантазировавшие о будущем, как Богданов, и ужаснувшиеся тому, что получилось, как Замятин, и смотревшие со стороны, как Оруэлл. И те, и другие, и третьи пытались экстраполировать какие-то тенденции, замеченные ими в реально существующих обществах, причем не только в России, — ангсоц Оруэлла все же именно АНГлийский СОЦиализм, в значительной степени созданный под впечатлением Англии времен Второй мировой.

Появление государств, где ликвидирована собственность и строится социализм, заставило элиты тех стран, в которых революция не произошла, заметно изменить свою политику, поступиться некоторой частью прибыли и создать социальные государства, чтобы избежать революции и потери всего. И действительно, развитые страны в полной мере воспользовались преимуществами рыночной экономики и частной собственности и переиграли Советский Союз на поле повышения уровня жизни масс, что в конце концов и привело к его развалу. Но теперь нет соревнования двух систем, а значит, нет и причин идти на уступки. Поэтому те тенденции, которые еще в 1912 году предсказывал Джек Лондон в «Железной пяте», начинают понемногу преобладать.

С другой стороны, частной собственности на крупные производства сейчас в мире практически нет. Одни корпорации владеют акциями других корпораций, акциями тех владеют какие-то фонды, и определить, кто реальный собственник, скажем, автомобильных заводов Форда, крайне сложно.

А развитие цифровых технологий привело к эффекту, который было трудно предсказать сто лет назад, — любая сложная техника является собственностью не только материальной, но и интеллектуальной. И если материальная часть станка или трактора принадлежит тому, кто ее купил, то права на программное обеспечение, одушевляющее эту машину, сохраняет за собой производитель. Недавно один представитель руководства фирмы «Джон Дир» даже проговорился, что частное лицо не может владеть сельскохозяйственной техникой, оно может только арендовать ее у корпорации. А в высокоточные станки встраивают GPS-приемники, которые блокируют работу станка после его перемещения с места на место, пока не приедет представитель фирмы производителя. Таким образом, частная собственность на средства производства — важнейший признак капитализма — в современном мире какая-то странная и неполноценная.

Свободное обращение денежных средств тоже различными способами ограничивается под предлогом «борьбы с отмыванием денег», «борьбы с финансированием терроризма».

Ключевое отличие коммунизма не только от капитализма, но и от социализма — принцип «Каждому по потребностям». Казалось бы, это полнейшая утопия. Но в современных развитых странах регулярно всплывает идея «гарантированного базового дохода», некоей суммы, которая выплачивается всем жителям, независимо от того, работают они или нет, трудоспособны или нет, и которой хватает для удовлетворения базовых потребностей.

«При коммунизме не будет денег» — и это тоже в каком-то смысле сбывается. Повсеместное распространение безналичных и бесконтактных платежей приводит к тому, что деньги как материальные объекты из повседневной жизни исчезают, превращаясь в циферки на экране мобильного приложения. А если вдруг человек зарабатывает несколько больше, чем тратит (правда, вот этого современное общество потребления старается не допустить), то он может вообразить себя живущим при коммунизме. Особенно если в ближайшее время бесконтактные карты и NFC-кошельки в смартфонах сменятся биометрическими платежными системами. Приходишь в магазин, берешь что тебе надо, и достаточно посмотреть в видеокамеру, чтобы система тебя узнала и списала со счета соответствующую сумму.

Но кроме приятной стороны коммунизма — неограниченной доступности разнообразных материальных благ — есть и противоположная сторона, которую стремились подчеркнуть авторы разнообразных антиутопий. Стеклянные стены у Замятина, телекран в каждой комнате у Оруэлла. «Большой брат», который непрерывно следит за каждым.

Тут, надо сказать, у писателей фантазии не хватило. Не могли ни Замятин, ни Оруэлл представить себе, что радиомаяк с микрофоном и видеокамерой мы будем не держать на стене комнаты, а носить с собой постоянно, и вдобавок покупать его за свои деньги.

А ведь современный смартфон — как раз такой радиомаяк. И принадлежит он в значительной степени не пользователю, а частично сотовому оператору (сим-карта), частично производителю. И операция, которая дает пользователю право распоряжаться программным обеспечением телефона для одной из распространенных мобильных ОС, называется jailbreak — «побег из тюрьмы».

Как ни странно, мир, в котором люди постоянно носят с собой радиотелефоны (правда, чаще не в кармане, а на запястье, как часы), изображается не в мрачных антиутопиях, а в светлой советской фантастике. Вот, например, «Мы — из Солнечной Системы» Георгия Гуревича, прекрасное коммунистическое будущее: подросткам по достижении определенного возраста «дарят эфир», вручают наручный радиотелефон. И даже описано, как подростки пытаются по этому радиотелефону познакомиться со случайными людьми на другом конце Земли (отвлекая их от дел), — этакий прогноз появления то ли современных социальных сетей, то ли спама.

Авторы антиутопий рисовали апокалиптические картины уничтожения семьи. Вообще-то о том, что индустриальное общество неизбежно уничтожит традиционную семью, писали еще Маркс и Энгельс в «Манифесте». Действительно, сначала исчезла много-поколенческая крестьянская или ремесленническая семья, в которой род занятий переходил из поколения в поколение, как в древнеиндийских кастах, — когда общество развивается слишком быстро, одни профессии появляются, другие исчезают. Потом затрещала и «атомарная» парная семья. Как ни странно, самый сильный удар по ней нанесло равноправие женщин. Если оба супруга могут самостоятельно заработать себе на жизнь, имеют собственные интересы, собственный круг знакомых по работе, то вероятность того, что их жизненные пути разойдутся, сильно возрастает. Особенно если оба делают карьеру и в какой-то момент эта карьера требует, чтобы они находились на разных концах страны, а то и мира.

Хорошо это или плохо? Пожалуй, это просто неизбежно. И единственное, что тут может предпринять общество, это придумать, как сделать, чтобы от этого не страдало воспитание детей. Например, обобществить воспитание, как в коммунистических утопиях Богданова и Ефремова.

Так что многие тенденции, подмеченные авторами утопий и антиутопий, равно как и теми, кто пытался утопии воплотить в жизнь, так или иначе пробивают себе дорогу. Самое удивительное, что прекрасный идеал одних людей другие могут считать ужасной антиутопией.