Фантастика

День выдался тяжелым. Из тех, что обязательно случаются раза два-три в году и требуют к себе философского отношения. Доктор Фрэнк Дрез в который уже раз за последние пять минут взглянул на часы. До конца рабочего дня оставалось каких-то жалких тридцать минут. Тридцать рваных движений стрелки по циферблату — и вот они: вкусный ужин, стакан теплого молока и шоу Бобби Мерсера по телевизору...

Благородный сделал глубокий выпад и замер, предлагая присутствующим оценить изящество позы и то, как солнечное золото разлилось по глади клинка, ну и конечно, ничтожность расстояния между кончиком шпаги и поверхностью туго надутого пузыря. Три мгновения спустя его нога, выставленная слишком далеко, неловко подвернулась. Благородный пошатнулся, картинно раскинул руки, открывая грудь, а затем рухнул ничком. Белый песок арены набух темно-бордовым...

— Ты объявлен вне закона! В двадцать четыре часа должен покинуть территорию Славного Княжества...
— Опоздал! — ухмыльнулся я, порадовавшись, что корабль успел взлететь до того, как меня нашли полицейские.
— Пассажирский крейсер «Тучка небесная» является территорией Княжества, — оскалился нервный молодой человек с дурацкими усиками, одетый в черную униформу канцелярии безопасности. — Через сутки я вышвырну тебя за борт!

Тут не поспоришь — небо над нашим городком чудесное. Великолепное небо. Голубое-голубое. Облачка белые-белые, и движутся так медленно, красиво, величественно. Облака августа — не такие, как облака июня, и совсем уж не похожи на январские. Они особые — такие, что сразу видна их принадлежность к августу. Не скажу, что так везде, но в нашем городе — точно...

Ненавижу осень. Мерзкая, слякотная пора. Только высунешь нос из дому, как тут же тебя продует, промочит, исхлещет ледяным ветром. Продрогшие деревья, чавкающий мох, вязкая грязь тропинок. И небо — низкое, провисшее, как старый продавленный матрас. Постоянно сыплется с этого матрасного неба сырая труха. Еще пару подобных дней — и я не выдержу. Заведу часы и уйду отсюда. Вот только Клякса огорчится, когда некому станет ловить для него рыбу. Но потом привыкнет к одиночеству, к погасшему очагу, одичает и превратится в лесного хищного кота. Словно услышав мои невеселые мысли, Клякса завозился за пазухой...

— Ты кто? — ошеломленно спросила Лиса.
— Колобок, — ответил Колобок.
— Это до чего ж надо было довести народ, — ужаснулась Лиса, чтобы он ТАКОЕ колобком называть стал!
— Ты на народ-то бочку не кати, — строго сказал Колобок, — он что хочет, то колобками и называет. И сказки у него, между прочим, разные есть. В том числе и про лис.
— А я что, — сказала Лиса, — я ничего, это у меня вырвалось. Нечаянно.
— За нечаянно бьют отчаянно, — погрозил Лисе Колобок...

Это была одна из тех сумбурных вечеринок, когда малознакомые и вовсе не знакомые люди собираются вместе, чтобы выпить, потанцевать и поболтать ни о чем. Все эти вечеринки похожи друг на друга, и вряд ли потом вы сможете их отличить разве что на следующее утро обнаружите у себя в постели незнакомую женщину или не обнаружите у себя в кармане бумажник. Ближе к концу пестрая компания гостей разбивается на парочки и группы, разбредающиеся по всему дому. Закон образования этих групп вряд ли поддается логическому анализу...

Имеющий уши да услышит и еще издали различит по стуку копыт приближающегося всадника. Будь то тяжелый дробный топот боевого коня или легкий трот благородного жеребца, кентер посыльного скакуна либо же неторопливая поступь тяжеловоза — у каждого свой, неповторимый звук...

Стена стояла столько же, сколько стоял замок. А сколько стоял замок, точно никто не знал. Но наверняка очень долго: увешанные портретами прежних хозяев галереи были таким длинными и запутанными, что поговаривали, будто в них можно навсегда заблудиться...

Первым увидел Мудреца Стражник. Он всегда первым видел незнакомцев, потому что охранял подвесной мост. Многие в городе говорили, что мост вовсе не нужно охранять, поэтому и Стражник не нужен. Однако Король был другого мнения, поскольку боялся покушений. Что такое покушения, никто, кроме Короля, не знал, но на то Король и был Королем, чтобы бояться таких диковинных вещей, о которых никто не знает. Еще Король боялся землетрясений, тараканов и странствующих рыцарей, а больше он ничего не боялся, потому что был очень храбрым и мужественным королем..

В просторной круглой зале будто продолжалась уже наступившая снаружи ночь. Легкие черные занавеси скрывали стены, антрацитовый ковер устилал полы, высокий же потолок был окрашен в слегка отдающий синевой цвет ночного неба и увешан сотнями крохотных, не больше ногтя, фонариков...

Старик Бо поднялся рано, собираясь, пока не сильно жарко, накосить травы для своей лошади. Спустился в конюшню, но застал свою кобылу спящей. Решил ее не будить. Выкатил велосипед, приторочил к нему косу и отправился за травой...

— Ну же, открывай! — поторопил Павел Александрович.
Ксюша стояла перед большой коробкой, обернутой подарочной бумагой. Брови насуплены, руки сжаты в кулачки и засунуты в карманы нарядного платья.
— Не хочу. Вы обещали мне котенка.
Елена Владимировна посмотрела на мужа и негромко сказала:
— Надо было его достать из коробки, я же говорила.
— Кого?
Павел Александрович улыбнулся.
— А ты открой и увидишь...

Люк Вангелис уперся в край столешницы, вытянул пальцы в ботинках, до судороги в стопах, и сказал:
— Не знаю я, что с ним такое. Лежит, еле дышит.
Начальник штаба внятно чертыхнулся.
— Вангелис, — спросил он, — ты хорошо смотрел? Может быть, у него лекарство какое-нибудь с собой? Или он что-нибудь сказал?
— Сказал. Голова, мол, болит, собачье дело, пойду посплю...

— Приключилось это... — Фоксельтас Свиттер отхлебывает из кружки, морщится и продолжает, — когда я жил на одной довольно-таки далекой планете.
— Какой именно? — интересуется любопытный Маруко, робот-штамповщик.
— Не порть историю! — грозит пальцем Фоксельтас. Назвать планету дело нехитрое. Но надо ли? Ведь наверняка скажешь — мол, на соседнем астероиде жили твои дед и бабка, ты гостил у них каждое лето и прекрасно знаешь, что это вообще не планета, а спутник-шпион, лишенный атмосферы. Мало ли что тебе в голову придет соврать. А вранья я не люблю...

Старик начал видеть необыкновенные сны с раннего детства. Сначала они были всего лишь цветными, объемными, и все в этих снах происходило будто по правде. Не отличишь. Настолько, что еще ребенком в колыбели, просыпаясь, он долго не мог понять: где закончился сон, а где начался очередной день...