Лавина идет
Весной этого года Институт общественно-политических исследований в Великобритании (IPPR) опубликовал доклад, или эссе, под названием «Лавина идет. Высшее образование и грядущая революция». Его подготовили трое авторов — Майкл Барбер (Michael Barber), Кейтлин Доннели (Katelyn Donnelly) и Саад Ризви (Saad Rizvi).
Все они — известные специалисты в области образования. Кейтлин Доннели, выпускница Университета Дюка, работает исполнительным директором «Pearson PLC» — крупнейшей образовательной компании и крупнейшего издателя в мире со штаб-квартирой в Лондоне. Ризви, выпускник Йельского университета, также работает в «Pearson PLC». Он консультировал страны Азии, Африки, Европы и Северной Америки в связи с реформами образования. Но пожалуй, первая скрипка в этом трио — сэр Майкл Барбер, широко известный в мире идеолог образовательных реформ в Великобритании. Он был советником Тони Блэра, в разное время консультировал правительства США, Австралии, России, Эстонии и Гонконга, а также Всемирный банк и ВМФ по вопросам государственной политики в области образования. Важно, что авторский коллектив объединил людей разного возраста. Майкл Барбер получал образование в 60—70-х, Кейтлин и Саад — на рубеже веков. По уверению авторов, диалог поколений, сопровождавший подготовку этого текста, был чрезвычайно плодотворным.
О чем это эссе? О том, что система высшего образования, как и школьного, должна меняться, и чем быстрее, тем лучше, иначе лавина перемен, происходящих в мире, может ее попросту снести и уничтожить. Мировой экономический кризис, напряженность в международных отношениях, огромный и все растущий разрыв между богатыми и бедными, климатические изменения, распространение оружия массового уничтожения… «Сегодня, больше, чем когда-либо, мы нуждаемся в лучше образованном поколении в самом широком и глубоком смысле этого слова. Нам нужны граждане, готовые взять на себя личную ответственность за себя и за мир вокруг, желающие и умеющие учиться и переучиваться в течение всей жизни, готовые взять самое лучшее знание и применить его к проблемам настоящего и будущего». Подготовка такого поколения — миссия университетов. И, судя по тому, что предисловие к докладу написал Лоуренс Генри Саммерс, почетный президент Гарвардского университета и Председатель национального экономического совета США, университетское сообщество разделяет предложенные в нем оценки и идеи.
Авторы не претендуют на всеохватность своего экспертного взгляда. По их мнению, эссе больше похоже на живопись импрессионистов, где внимание уделено картине в целом, а не деталям. Здесь мы познакомим читателей с первой частью доклада в сокращенном пересказе — с признаками грядущей революции в высшем образовании, как видят их авторы, с причинами, которые делают ее неизбежной. Этот взгляд не бесспорен, но интересен и полезен для нас, поскольку глобализация в образовании коснулась и России. В следующем номере мы узнаем, какие возможные решения предлагают авторы, хотя, как пишут они сами, одного и единственно правильного решения нет. Задача авторов — вызвать дискуссию и потревожить самоуспокоенность университетов.
Под поверхностью
Норман Дэвис, уважаемый историк, известный, впрочем, своими спорными гипотезами, в недавнем интервью «Financial Times» так обрисовал природу и механизм исторических изменений: «Исторические изменения подобны лавине. Отправная точка — заснеженные вершины гор, которые выглядят непоколебимыми. Но под этой сияющей твердой поверхностью постоянно происходят невидимые глазу изменения. Там что-то готовится, что-то грядет. Однако невозможно сказать точно, когда это случится...»
Ничто не выглядело более застывшим и невосприимчивым к революционным изменениям, чем Советский Союз эпохи Брежнева в 1980 году, но чуть более десятилетия спустя СССР исчез. Гегемония католической церкви в Ирландии выглядела столь же непоколебимой еще в 1990 году, но два десятилетия спустя исчезла и она. Знаменитый американский инвестиционный банк «Lehman Brothers», в котором мечтали работать лучшие выпускники университетов еще в 2007 году, буквально через год обанкротился.
Возможно, сегодня, с высоты прошедших лет, мы могли бы увидеть и назвать предвестники этих катаклизмов. Как говорят в России, знал бы, где упаду, соломки бы подстелил. Однако для всех этих трех случаях в свое время были люди, которые указывали на проблемы, предлагали пересматривать стратегии, но их не слушали.
Вот и сейчас ничто не выглядит более прочным и фундаментальным, чем традиционные университеты. Посмотрите на классическую архитектуру и дорические колонны в кампусах Йеля или Гарварда, на незабываемую, средневековую архитектуру колледжей в Оксфорде или Кембридже. Посмотрите на строительный бум, который охватил университеты по всему миру, на эти фантастические лаборатории, библиотеки и жилые помещения, которые появились в последние два десятилетия. Посмотрите, как необычайно расширились научные исследования в последние 30 лет, поскольку правительства и предприятия поняли их важность для будущего экономического роста. Посмотрите, как быстро растет число студентов и выпускников университетов. Еще недавно (в 70-х годах) в университеты поступали только 14% выпускников школ в Великобритании, а теперь — каждый второй!
Похоже, сегодня мы наблюдаем наивысший расцвет университетов, работающих по выкройке, созданной в ХХ веке. Горы и впрямь выглядят солидно. Но под этой сияющей поверхностью идут изменения. Они невидимы, но неотвратимы. Лавина грядет. Трудно сказать, когда именно начнется ее разрушительный сход. Это может произойти раньше, чем мы думаем. Поэтому нет лучшего времени, чем сейчас, чтобы попытаться понять, что ждет высшее образование уже завтра. И подготовиться к сходу лавины.
Новая реальность бросает вызов университетам ХХ века и потрясает их до основания. Эта лавина действительно может погубить университеты. Какие же факторы ее формируют? Авторы называют шесть основных причин, которые заставят университеты пересмотреть свою стратегию.
1. Мировая экономика меняется
Глобализация в сочетании с новыми технологиями преобразует мировую экономику. Повсеместное распространение знаний и близкая к нулю стоимость их распространения создают то, что Томас Фридман, известный американский журналист и писатель, называет «плоским миром». Согласно Т.Фридману (его книга «Плоский мир: краткая история XXI века» переведена и издана в России в 2006 году), уникальность современной ситуации заключается в том, что с развитием современных технологий в процесс глобализации включились не только государства и транснациональные корпорации, но и отдельные индивиды и небольшие группы людей. Темпы инноваций ускоряются. Мы стали свидетелями невероятных изменений в течение последних двух десятилетий, но, как поется в старой песне, «вы еще ничего не видели». Экономическая мощь смещается к востоку: вклад Азиатско-Тихоокеанского региона в глобальный ВВП за последние 50 лет вырос с 9,1% до 22,8%. Уже сейчас Интернет изменил едва ли не каждую отрасль бизнеса — даже каменщики в Великобритании покупают камень из Индии онлайн, чтобы оставаться конкурентоспособными. Уже и такие продукты, как авиационные двигатели, авиакомпаниям продают не как продукцию, но и как услугу — постоянное обслуживание двигателей в течение 15 лет. Обилие различных баз данных означает, что предприятия и клиенты могут сравнивать, совершенствовать и улучшать продукты и услуги ежедневно. Однако грядущая революция будет еще более драматичной.
Скрипка, которую напечатали на 3D-принтере в Эксетерском университете, бумажник MIT Media Lab, который знает, сколько у вас денег на банковском счете, и не позволит тратить больше, компьютеры, встроенные в очки, чтобы Google всегда был перед глазами, и часы, измеряющие пульс, — они уже здесь, рядом с нами. Три штата США — Калифорния, Невада и Флорида — узаконили самоуправляемые автомобили. Не говоря уже о биотехнологической революции.
Перспективы системы образования, школьного и высшего, несомненно, зависят от процессов, происходящих в мире. Университетам, как и любым другим секторам экономики, неизбежно придется пересматривать свою бизнес-модель. Во-первых, университеты, работающие с молодым поколением, зависят от рождаемости, и можно ожидать, что давление этого фактора, неблагоприятного для университетов, будет только нарастать. Во-вторых, изменились природа и структура спроса на навыки и знания рабочей силы: с каждым годом растет спрос на хорошо образованных, творческих, одаренных воображением, уверенных в себе людей, которые могут нести личную ответственность и «пройти лишнюю милю». Конечно, несколько учеников в каждом выпускном классе впоследствии станут учеными — благородное призвание! А как же остальные, то есть подавляющее большинство, которым нужно будет найти что-то еще, те, кто будет все реже и реже заполнять существующие рабочие места и все больше и больше создавать рабочие места для себя и других?
В то же время глобализация не только привносит биоразнообразие в популяции разных стран, особенно в крупных городах, но и повышает количество потенциальных студентов, которые присматриваются к предложениям лучшего высшего образования по всему миру. Подобно тому как маркетология изменила целые отрасли в последние три десятилетия, так и сейчас она преобразует высшее образование не только внутри стран, но и в мире. Эта тенденция будет усиливаться, поскольку государственное финансирование высшего образования во всем мире снижается и заменяется частным в форме кредитов или прямых выплат. Когда Саад (один из авторов этого эссе) выбирал для себя университет, он искал его в Пакистане, США, Великобритании… Расположение не имело значения — только качество обучения, предоставляемые возможности и размеры финансовой поддержки.
Мировая экономика неуклонно увеличивает спрос на специалистов в области науки, технологий, инженерии и математики (STEM), поэтому студенты, которые хорошо учились в школе и которые хорошо мотивированы к занятиям в этих областях, становятся все более востребованным ресурсом. Йельский университет сейчас набирает почти 10% студентов из-за рубежа и в большинстве случаев предлагает не просто стипендии для образования, но и возможность ездить домой и обратно. Поскольку выпускники нередко остаются жить и работать в городе, где они закончили высшее учебное заведение, высшее образование становится все более значимым для экономического успеха городов и стран. Мы также знаем из разговоров с министрами правительств разных стран, что они все больше думают о том, как вернуть свои самые востребованные таланты домой.
Глобальная конкуренция за лучших студентов, особенно в области STEM, часто сталкивается с ограничительной иммиграционной политикой, особенно заметной в США, Великобритании, Израиле и Австралии. Страны, где в иммиграционной политике побеждают головотяпы, неизбежно столкнутся с экономическими последствиями. Между 1995 и 2005 годами иностранные граждане создали 450 000 рабочих мест и заработали для Америки 52 млрд. долларов, при этом почти треть занятых иностранцев хотят покинуть США из-за иммиграционной политики. В 2008 году иностранные выпускники ведущих университетов США, которым были обеспечены рабочие места в некоторых из лучших американских компаний, должны были в обязательном порядке участвовать в иммиграционной лотерее, которая давала шанс только одному из трех остаться в стране. Остальным было велено покинуть страну и вложить свой интеллектуальный капитал в какую-нибудь другую экономику. В последнее время такие города-государства, как Сингапур и Гонконг, внимательно и заботливо относятся к молодым, хорошо образованным и честолюбивым, быстро предоставляя им визы, вид на жительство и стартовый капитал, если они хотят начать новый бизнес в этой стране (программы EntrePass). Другим странам стоило бы последовать этому примеру.
2. Мировая экономика страдает
Страдания мировой экономики проявляются в форме худшего экономического кризиса, ставшего следствием двух десятилетий иррационального изобилия. Проблемы усугубляются тем, что во время бума огромная часть богатства, особенно в США, отправилась в карманы относительно немногочисленной экономической элиты. Разрыв между доходами богатых и бедных увеличивается каждый год. С 1979 по 2007 год самые богатые (1% населения) увеличили свой доход на 275%, тогда как средний класс — на 40%. Те, кто не получил хорошего образования и не добился прогресса до кризиса, после него были раздавлены. Рост развивающихся экономик Бразилии, России, Индии и Китая (стран БРИК) и повышение уровня образования в большей части развивающегося мира, очевидно, сулят выгоды для человечества, но и представляют собой значительную дополнительную угрозу для малообразованной молодежи в развитых странах мира.
Все это привело к пугающе высокому уровню безработицы среди молодых людей: 51% в Испании и Греции, 35% в Италии и Португалии, 30% в Ирландии, 22% в Великобритании и Франции... Растет безработица и среди выпускников высшей школы. Легко отмахнуться от этого: мол, циклический эффект. Возможно. Но это не должно маскировать более глубокие проблемы несоответствия между требованиями глобального рынка труда и тем, что «производят» учреждения высшего образования. В 2011 году в Великобритании каждый четвертый их выпускник был безработным, а среди окончивших только среднюю школу — каждый пятый. В США почти 300 000 магистров сегодня зависят от продовольственных талонов. Поразительно, что одновременно с высокой безработицей и неполной занятостью существуют работодатели (почти 45%) с незаполненными вакансиями, которые не могут найти людей с необходимыми личными качествами и умениями. Большинство работодателей (почти 70%) усматривают причину этого дефицита в плохой вузовской подготовке. Неудивительно, что некоторые выпускники, предприниматели и политические лидеры начинают ставить под сомнение ценность высшего образования.
3. Стоимость высшего образования растет быстрее, чем инфляция
Вопросы стоимости обучения становятся все более актуальными, поскольку расходы на получение степени непрерывно все время растут. В этом году Национальный центр статистики в сфере образования в США отметил, что за последние десять лет «цены для студентов за обучение, проживание и питание в государственных учреждениях выросли на 42%, а цены для частных и некоммерческих учреждений увеличились на 31% после корректировки на инфляцию».
По данным «Wall Street Journal» (28 февраля 2013 года), общий долг студентов в США вырос на 51% по сравнению с 2008—2012 годами и в настоящее время составляет около триллиона долларов. Более того, 35% учащихся просрочили платежи за образование по сравнению с 21% в 2004 году. Похожие тенденции наблюдаются и в других странах. Ценовое давление на государственные университеты в Англии было основной причиной, по которой британское правительство разработало новый режим оплаты обучения в университетах и ввело его в 2012 году.
Это безжалостное увеличение стоимости в основном обусловлено тенденцией «больше — значит лучше». Другими словами, дополнительные расходы предполагают, что качество обучения повышается. Однако с точки зрения студента, большая часть стоимости в традиционном университете не имеет отношения к образованию собственно студента. Кроме того, высокооплачиваемые профессора зачастую стараются избегать ответственности за обучение студентов. Не говоря уже о том, что чем ниже соотношение «студенты/учителя» (а значит — выше расходы на одного студенты, которые ему приходится покрывать), тем выше рейтинг университета.
4. Значимость диплома падает
Получение университетского диплома (или степени бакалавра и магистра), ценность которого можно измерить будущим заработком выпускника, имеет гораздо большее значение, чем аттестат об окончании средней школы. Вот только неясно, будет ли это справедливо всегда и для всех степеней. Средний заработок выпускников со степенью бакалавра в США с 2000 по 2012 год упал на 14,7%, а плата за четырехлетнее обучение возросла на 72%.
В какой-то мере это влияние спроса и предложения. Количество выпускников в мире стремительно растет во многом благодаря развивающимся странам и требованиям развивающихся рынков. К 2020 году только Китай будет обеспечивать 29% всех выпускников высших учебных заведений в мире в возрасте от 25 до 34 лет.
Есть также убедительные доказательства, что произошла своего рода девальвация степеней за последние десять лет, когда количество выпускников в Великобритании, закончивших с отличием, увеличилось более чем вдвое. Даже если признать, что некоторые усовершенствования в системе школьного и университетского преподавания оказались успешными, эти цифры вызывают удивление и наводят на мысль о снижении критериев оценки.
Объедините эти тенденции с меняющимися требованиями мирового рынка труда, упомянутыми ранее, и вопросы о возможной ценности дипломов разного рода не покажутся неуместными. Уже сейчас очевидно, что некоторые дипломы, в экономических терминах, едва стоят бумаги, на которой они написаны. Во всяком случае, компания «Boeing» в 2008 году составила свой рейтинг колледжей исходя из того, насколько хорошо работают их выпускники в компании.
Недавнее исследование в США выявило значительную разницу в риске безработицы среди выпускников вузов в зависимости от специальности. У тех, кто специализировался в области гуманитарных наук и нетехнических специальностей, риск безработицы был наиболее высок (около 11%), наименьший риск — у выпускников с техническими специальностями.
Похожие результаты дало исследование средних заработков. Доходы по инженерным специальностям (компьютерные инженеры, инженеры-химики) были самыми высокими и составляли 75 000 долларов в год, в то время как доходы психологов и социальных работников оказались самыми низкими — 42 000.
Стоит отметить, что степень магистра сильно увеличивает шансы на больший доход. Магистры в Великобритании зарабатывают в среднем на 5500 фунтов в год больше, чем бакалавры, а в США — на 16 500 долларов в год.
В любом случае ценность диплома о высшем образовании по сравнению с другими типами обучения или опыта может снижаться. Хотя диплом пока остается важным фактором при устройстве на первую работу, он быстро замещается другими показателями, такими, как реальный опыт работы и брэнд предыдущего работодателя. Работодатели предпочитают брать соискателей с навыками. Несколько лет в консалтинговой компании топ-уровня часто бывают более ценными, чем МВА элитного учреждения.
5. Контент без границ
Однажды вечером Майкл и его жена пытались вспомнить имена трех братьев Карамазовых. Само собой разумеется, в течение нескольких минут они прибегли к Google — не идти же за книгой в соседнюю комнату. Майкла поразило, что Google предоставил доступ не только к именам, но и к нескольким вдумчивым академическим комментариям к роману Ф.М.Достоевского.
Сегодня это рутина. Но что она значит для университетов? У лекторов или университетских библиотек больше нет монополии на информацию, как это было когда-то. Это имеет значение для преподавания и обучения, о котором мы еще поговорим. Здесь достаточно сказать, что по мере того, как содержание становится доступным для всех, сила академий снижается.
Количество информации растет в геометрической прогрессии. Эрик Шмидт из Google недавно заявил: «Каждые два дня мы создаем столько информации, сколько мы не производили на заре цивилизации вплоть до 2003 года». Прежде чем Ньютон открыл силу тяжести, он проштудировал и усвоил почти все, что было написано о небесной механике за предыдущие тысячелетия, — подвиг, который сейчас даже невозможно себе представить.
Вот лишь небольшая иллюстрация — количество научных статей, публиковавшихся в течение последних 300 лет.
Мы могли бы сказать, что информация далека от мудрости. Однако сейчас принципиально то, что эта информация есть везде, и это заставляет задуматься о ее контроле, прозрачности и синтезе. Тенденция в академии к специализации, которой по меньшей мере лет сто, не ослабевает, но граждане мира теперь взывают к синтезу. В университетах, конечно, есть замечательные широкообразованные люди. Но часто синтез теперь предоставляется организациям за пределами университетов мирового рынка труда, упомянутыми ранее, - таким, как ThinkTanks (Фабрика мыслей), государственным учреждениям или консалтинговым компаниям. Например, в области школьной реформы, которой занимается Майкл, самые влиятельные и содержательные аналитические доклады и отчеты во всем мире в последние пять лет пришли из Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), McKinsey и Economist Intelligence Unit.
Между тем университетские ученые по причинам, которые не следует полностью сбрасывать со счетов, все еще придают огромное значение научным статьям в журналах, в то время как к книгам и газетам присоединились блоги, видео, инфографика и твиты, все больше захватывающие внимание людей.
6. Конкуренция обостряется
Великим в ХХ веке университетам Северной Америки и Европы все сильнее угрожает глобальная конкуренция с выдающимися университетами Сингапура и Гонконга, индийскими технологическими институтами (IITs) и новыми университетами в Китае. Даже Пакистан со всеми его проблемами за последние 25 лет создал в Лахоре Университет управления науками, университет мирового класса. Таких же успехов добились Мексика, Чили, Турция и Южная Африка.
Это нормально, учитывая рост мирового населения и увеличение спроса на высшее образование, но здесь таится скрыта и угроза, потому что это новая модель университетов, которая пытается использовать радикально изменившиеся обстоятельства и которая стала результатом глобализации и цифровой революции.
На своем пике в 2010 году в Университете Феникса в США, который предоставляет дистанционный доступ (онлайн) к образованию, было более 600 000 студентов по всему миру. Самый крупный поставщик высшего образования в США — некоммерческий DeVry университет в штате Иллинойс, где учится более 70 тысяч студентов. Другая некоммерческая организация «Laureate», основанная в 1998 году и сделавшая смелый шаг в онлайн-образовании, сегодня охватывает своей сетью более 60 высших учебных заведений в 29 странах, в том числе Ливерпульский университет в Великобритании.
Репутация некоторых новых коммерческих университетов была запятнана высоким отсевом студентов и высокими расходами на необразовательные цели, такие, как маркетинг. Но в любом случае было бы ошибкой думать, что сама инновация пошатнется из-за этих злоупотреблений.
Существуют и другие модели инновационной деятельности в этой области. Возьмем, к примеру, Brigham Young University в штате Айдахо. Университет ввел полную круглогодичную учебу (full-year-round operation), изменил модель обучения так, чтобы студенты взяли на себя больше ответственности за свое образование, а преподаватели были лучше подготовлены и преподавали в группах, внедрил онлайн-курсы и степени. Когда-то на стандартные лекции приходилось 80% обучения, теперь — только 20%. Иными словами, BYU-Айдахо взял совершенно новый курс. Это пример преобразования университета, который сознательно бросает вызов тенденции «больше — значит лучше». Когда они приняли на работу Кима Кларка из Гарвардской школы бизнеса для продвижения своих преобразований, университет начали замечать.
Результаты этих изменений — улучшение качества, увеличение числа студентов и снижение стоимости. Исторически на любом рынке такие результаты приводят к победе в конкурентной борьбе.
В последние два года растет популярность теперь уже известного акронима MООС — Massive Open Online Course, что означает бесплатные курсы, открытые для глобальной аудитории и предназначенные для большого числа людей. Интернет-образование и дистанционное обучение не новость. Открытый университет в Великобритании имеет вековой опыт обучения за пределами университетского кампуса, а Открытый университет Аллама Икбала в Пакистане на протяжении десятилетий транслирует обучающие курсы по телевидению. Новое — это улучшение качества онлайн-обучения с помощью технологий и дизайна, а также уровень преподавателей и инструкторов, которых привлекает МООС. Дэвид Глэнс из МООС говорит: «Мы знаем, что этот подход не нов, однако на этот раз все по-другому — мы его применили в нужном месте в нужное время с аудиторией, владеющей необходимой культурой для такого обучения». На появление МООС в США Великобритания отреагировала своим онлайн-университетом FutureLearn, который строится на основе открытого университета, но использует учебные программы из учреждений по всей Великобритании.
Когда Максим Горький назвал второй том своей автобиографии «Мои университеты», он имел в виду, что лучшая подготовка к жизни происходит в реальном мире, а не в башне из слоновой кости, и что наставников можно найти в самых неожиданных местах. Все чаще появляются хорошие источники для получения высшего образования, но это не университеты. Некоторые студенты считают, что обучение во время работы вместе с наставником, специалистом в этой области, более ценно, нежели абстрактное обучение. Другой потенциальный лидер в этом пространстве - [Е]Institute, недавно начавший работать в Нью-Йорке под лозунгом «учиться на практике». Институт принимает специально отобранных молодых людей в возрасте до 24 лет, которые считают, что колледж не удовлетворяет их потребности, и приставляет к каждому из них наставника, с которым они учатся два года. Стипендиаты получают полный пансион и доступ к пулу из 300 наставников.
Критики отмечают, что эти программы пока доступны и финансируются для избранных, но есть признаки того, что движение становится все более массовым. Сайт notgoingtouni.co.uk предлагает «универмаг», где молодые люди могут найти способ обучения без диплома. Трудно предсказать, как эти и другие события будут разворачиваться. Наша цель — привлечение внимание к возникающим возможностям.
Конечно, есть еще целый ряд барьеров для новых участников рынка образования. Например, режимы регулирования во многих странах по-прежнему отражают модель традиционных университетов, создаются в их пользу и против пришельцев. Правда, в 2010 году в Великобритании правительство рекомендовало приравнять студентов-заочников к студентам-очникам по расходам на обучение. Так что Великобритания относительно прогрессивна. В других странах, в том числе во многих американских штатах, регулирование остается традиционным: студент (19—24 года) должен быть занят полный рабочий день.
Еще один барьер для новаторов, которые хотят встроиться в эшелоны ведущих мировых университетов, — различные рейтинги. Набор критериев, по которым сегодня оценивается работа университетов (количество высокорейтинговых научных исследований и публикаций, индекс цитирования исследователей, количество нобелевских лауреатов и высоких наград у выпускников и сотрудников и т. п.), не оставляет шанса новым институциям занять хоть какое-то место в этих рейтингах. Тем не менее они сильно влияют на выбор студентом университета, на поиски работы после окончания университета, они значимы для больших неакадемических сообществ. По сути, небольшая группа людей, которые контролируют эти рейтинги, имеет огромное влияние на политику университетов во всем мире.
Однако было бы слишком самонадеянным полагать, что эти барьеры могут сдержать лавину на неопределенный срок. Силы глобализации и технологий, сложные условия преобразования мировой экономики и простые, но неумолимые расчеты затрат и выгод, которые делает каждый из нас, показывают: что-то грядет. Вопрос лишь в том, что именно.